Пятница, 29.03.2024, 14:25
Ку Аль (kualspb) и его творчество
ГлавнаяРегистрацияВход
Приветствую Вас, Гость · RSS
проба1
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » _003 СТРОИТЕЛЬСТВО ОБЩИНЫ » Прочие » Почему люди уезжают из города
Почему люди уезжают из города
kualspb_2013Дата: Вторник, 19.05.2015, 16:01 | Сообщение # 1
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Репутация: -1
Статус: Offline
Почему люди уезжают из города

_001
-- Приведу здесь отрывок из книги (В. Л. Харазов «Деревенский экстрасенс»), которая в свое время дала мне толчок, к тому чтобы поменять жизнь. И довольно кардинально. Таких книг впрочем было несколько. Эта -- лишь одна из них. Почему-то её нет в электронных библиотеках. Пришлось оцифровать эти фрагменты.

ЦИТАТА:
— А тогда, если хочешь, чтобы я тебе откровенно рассказал, скажи мне откровенно - тебе твоя жизнь нравится?
— То есть как это? — недоуменно наморщил лоб Николай Александрович.
— А вот так! Посмотри, куришь ты — дым из форточки, как из котельной валит. Живешь на одних нервах, сам говорил. Спишь мало, ешь как придется, семью практически не видишь, читаешь только по обязанности. Так ведь? Вот я и спрашиваю: нравится тебе такая жизнь?
— А ты можешь другую предложить?
— Сначала ответь на мой вопрос!
— Нет, Сергей Трофимович, не нравится мне такая жизнь.
Вот и мне такая жизнь однажды не понравилась. А жил я точно, как ты. И курил, и ел кое-как, и на службе согласовывал, увязывал, руководил, совещался, а работал до службы и после службы да еще в субботу и воскресенье, урывками между домашними делами. А домашних дел тоже хватало - квартира, машина, дача... То тут ремонт нужен, то там... Значит, свою работу по вечерам в сторону, бери на дом переводы, чужие расчеты... Так и мчался я, как белка в колесе... Даже в отпуск, бывало, уйдешь, дня три-четыре поблаженствуешь, а потом маяться начинаешь, тосковать, нервничать, злиться, а возьмешь калькулятор да карандаш, начнешь кое-что просчитывать, кое-какие идеи обкатывать, и все как рукой сняло. А там уж и сам не заметишь, как в привычный ритм войдешь... Да разве я один так? У нас многие и руководители бригад, и главные, и даже замы директора шутили: ну, слава богу, до отпуска дотянул, теперь наконец-то можно и поработать от души. Так я и мчался все время куда-то сломя голову, не имея, времени и даже не желая задуматься, куда же это я и зачем мчусь, пока не приключилось однажды у меня воспаление легких. Поначалу худо мне пришлось, даже в больницу уложили. Почти двое суток был в беспамятстве. Все рвался куда-то. То с замом директора спорил, то запчасти для машины доставал, то доски для дачи, то моющиеся обои для квартиры... Очнулся весь в поту и совершенно без сил. Ничего мне не хотелось и ничего не надо было. Полная апатия. На следующий день, жена пришла. Притащила уйму еды и всяких новостей — о работе, о знакомых, а я смотрю на нее, машинально киваю, и какое-то раздвоение во мне происходит. Понимаю, что это моя жена, что у нас с ней дочь, квартира, дача, машина, общая работа, но в то же время кажется, что это посторонняя женщина по ошибке села ко мне на койку и рассказывает то, что предназначено совсем для другого, неизвестного мне человека... Несколько дней эта раздвоенность меня не покидала. А потом к нам положили журналиста, примерно моих лет. Привезли его тоже в тяжелом состоянии. Он давно заболел, еще в командировке, но к врачам не обращался, думал, так, простуда. Да и некогда, говорит, надо было материал для очерка собирать. Когда вернулся из ко-мандировки, тоже некогда — очерк нужно в редакцию сдать. Даже когда его к нам положили, все писать пытался, хотя уже и ручку-то в руке не держал и в забытье то и дело впадал. На следующий день его уже в реанимацию перевели. А еще через два дня вышел я во двор, смотрю - везут кого-то на каталке, укрытого с головой простыней. Как нарочно, порыв ветра край простыни поднял. Гляжу — наш журналист! Тут вдруг у меня в голове словно бы щелкнуло, будто какое-то реле сработало. Вспомнил я, как он все спешил, все торопился. Вот, думаю, и все, брат. И некуда уже спешить! Прибыл на конечную станцию! Тут-то я и задумался: а куда же я-то всю жизнь тороплюсь, зачем? Конец-то все равно один!
И знаешь, Николай Александрович, засела во мне эта мысль, как заноза. За что ни возьмусь — сразу думаю: а зачем? И ни в чем смысла не вижу! И принялся я искать его. С кем только не беседовал — с философами и со старушками, с атеистами и с, верующими...
— Ну и как, нашел? - спросил Николай Александрович, вновь закуривая.
— Нашел. Понял, что для каждого он свой. Но для того, чтобы осознать его, надо правильно жить, надо точно настроить плоть и дух. Тогда твой смысл тебе и откроется. А при неправильной жизни плоть и дух всегда в разброде.

Хххххххххххххх

— Мы с тобой, Сергей Трофимыч, в тот раз так и не договорили. Если мне не изменяет память, ты сказал, что нашел свой смысл в жизни. В чем же он, если не секрет?
Сергей помолчал, все так же задумчиво глядя на Николая Александровича, медленно сказал:
— Не знаю, стоит ли нам договаривать.
— Почему же не стоит?
— Боюсь, не поймешь ты меня, Николай Александрович. Вернее, не захочешь понять...
— Вот те и раз! — удивился директор. — Зачем бы я тогда заводил весь этот разговор, время зря тратил? Времени-то у меня лишнего, сам знаешь, нет.
— Знаю...
Неслышно вошла Люда, неся на подносе два стакана крепкого, ароматного чая, сахарницу и вазочку с печеньем. Поставив поднос на журнальный столик, она так же бесшумно удалилась.
— Ну, пересаживайся и угощайся,— широким жестом пригласил Николай Александрович.— Или ты и чай не пьешь?
— Вообще-то, кроме талой воды, я ничего не пью,— рассеянно ответил Торбин. — Но уж если за компанию, то можно слегка и согрешить.
0н снова помолчал, испытующе посмотрел на Николая Александровича и медленно, словно размышляя вслух, заговорил:
— Смысл жизни, Николай Александрович для каждого свой. И в то же время один для всех — в постижении истины. Но это в теорий. В идеале. А в жизни все совсем иначе получается. Без смысла человек жить не может. Кто утратил его, а нового не приобрел, тот либо кончает самоубийством, либо сходит с ума, либо спивается. Это уж в зависимости от темперамента, склада психики и прочих обстоятельств... Но ведь у праведника и грешника, философа и повесы — свой смысл. Значит, бывает он истинный и ложньй. Получается, Николай Александрович, что опять мы к проблеме истины пришли.
К тому времени, когда и я об нее споткнулся, меня уже из больницы выписали. Приехал я домой. Жена, конечно, обрадовалась. И тут же уйму неотложных дел выложила. Раньше я бы по инерции схватился за них и завертелся бы, как белка в колесе. Но в том-то и дело, что я совсем другим человеком из больницы вернулся. И если мне теперь о чем-то говорили «надо», то я тут же задавал себе вопрос: «А зачем?»
Посмотрел я вокруг себя и вспомнил фразу древнего философа: «Как много есть вещей, которые мне не нужны».
Вижу, оброс я вещами, людьми и связанными с ними обязанностями, словно мхом. Я на них не просто время и силы трачу, а жизнь, половина которой уже прожита, и прожита впустую, потому что я сам не знаю, во имя чего я прежде жил! Я вдруг почувствовал себя, как Гулливер в стране лилипутов, привязанным за каждый волос! Ведь каждую из этих паутинок он мог бы оборвать, даже не заметив этого, но все вместе они сковали его крепче, чем железные кандалы. Так вот и со мной — каждая вещь, каждый человек, сам по себе, в отдельности вроде бы ничем меня не связывали, даже иллюзию свободы порождали — захочу, мол, и выкину эту вещь или продам, захочу, и не стану поддерживать отношения с тем или другим человеком. Но на самом-то деле каждая вещь и каждый человек были связаны с другими вещами и людьми, и сковали они меня так же крепко, как Гулливера паутинки...
Первым делом я продал машину. По дешевке продал — лишь бы с рук сбыть. Жена, конечно, в истерику— она, мол, не привыкла в городском транспорте пуговицы рвать. Однако машина была моя, куплена еще до женитьбы. Жена побушевала и смирилась. Тем более что деньги за машину я ей отдал.
Следующим пунктом моей программы стала дача. Пользовались мы ею мало, только летом, да и то в основном по субботам и воскресеньям, когда жена собирала там друзей, а точнее сказать — полезных людей.
Тут-то и нашла коса на камень - дача-то была свадебным подарком ее родителей. Старики жили на ней практически круглый год, но поскольку она была подарена нам, то и заботиться о ней приходилось мне. Короче, забрала жена Галку и перебралась в квартиру родителей, заявив, что о даче сама позаботится... Так вот и расчистил я себе, по выражению классика, пространство для развития личности...
На работе я бывал теперь от и до, да и то постоянно отпрашивался, а на совещаниях в основном читал постороннюю литературу. Но вот поди ж ты, каким-то странным образом все это совершенно не отразилось на успехах моей бригады. Помню, даже обидно стало. Получалось, что во всем моем прежнем усердии не было ни смыла, ни нужды! Это я уж потом где-то прочитал, что хорош не тот руководитель, которого никто заменить не может, а тот, в отсутствие которого производство продолжает работать, как часы.
Стал я читать философов. Начал с самых древних. Причем не интерпретацию их, не комментарии, а первоисточники. Поначалу тяжело пришлось. Терминология давила, путала приблизительность ее. В технике-то что главное? Точность! А тут каждый в одно и то же понятие свой смысл вкладывает...
Однако постепенно втянулся. Но чем больше вникал, тем сильнее недоумевал. Получалось, что каждый философ по-своему прав и по-своему не прав. А мне ведь не игра философской мысли — мне истина нужна была! В общем, кое-что полезное я, конечно, извлёк, но решил плюнуть на эти эмпиреи и обратиться к вечнозеленому древу жизни. Стал я у разных, главным образом оригинальных, людей выпытывать, как и для чего они живут, в чем видят смысл и личной жизни и существования человечества, что такое по их мнению, истина и в чем она заключается. И снова — ответов много, а порой неожиданных и любопытных, но того, единственного, который мне нужен, и у них нет...
Тогда я к религии обратился. Побывал у православных, баптистов, пятидесятников, беседовал подолгу с буддистами, поклонниками спиритизма, черных дыр, летающих тарелок, со сторонниками гипотезы, что все люди — биороботы...
— И даже такие есть? - изумился Николай Александрович.
— Каких только нет,— усмехнулся Торбин. — Если бы мне раньше о них сказали, ни за что в жизни не поверил бы. Да и приведись столкнуться с кем из них, принял бы за сумасшедших. А тут — расспрашивал, вникал... Какой только ахинеи не наслушался. И каждый утверждал — уверуй, и откроется тебе истина...
Веровал. Искренне. Чуть не до фанатизма... И все, казалось, что вот-вот, еще одно усилие, еще одна самозабвенная молитва и действительно откроется! В православии крещение принял, Библию проштудировал, Соловьева, Флоренского и прочих не просто читал — конспектировал. Богословов слушал, с монахами беседовал... Потом к баптистам перешел, к пятидесятникам... На ревнительных собраниях по восемь часов молил: дай, излей... И опять понял, что не то. Изучил "Махабхарату", особенно «Бхагавадгиту». И опять — не то!
Перечел все, что советовали, и уйму всякой рукописной литературы - и пришел к неожиданному выводу, что и наука и религия — два разных способа постижения абсолютной истины. Один —чувственный, а другой — логический.
Ты, Николай Александрович, когда-нибудь задумывался, почему религия вообще, как идея, была во все времена так притягательна для человечества, почему она до сих пор так крепко держит верующего?
— Ну, специалисты на этот счет, наверно, давно уже высказались?
— Это само собой,— усмехнулся Торбин.— Столько навысказывались, что жизни не хватит все перечитать. Но, как обычно, в основном — интерпретации интерпретаторов. Оригинальных, пусть даже спорных идей и на тонкую ученическую тетрадочку не наберется. Да тебе, Николай Александрович, это тоже, наверно, знакомо по сельскохозяйственной литературе.
— Знакомо,— кивнул директор. — Оно у меня, это знакомство, вот где сидит! — показал на шею. — Получаешь стопку новых книг или брошюр, садишься с карандашом, чтобы отметить новое и на досуге обдумать, смотришь, а карандаш-то и не понадобился — авторы разные, а информация у каждого на уровне «Волга впадает в Каспийское море»...
Вот-вот, почти по Маяковскому: перерываешь единой мысли ради тысячи тонн словесной и не руды даже, а пустой породы. И хорошо еще, если на всю брошюру или книгу автор где-то одну свою мыслишку выдаст. Но если и случится такое, то уж так ее припрячет, так закопает, словно заранее боится — не дай бог, кто-нибудь догадается, что он ее ни у кого не украл, что это он свое, собственное посмел высказать. Впрочем, это общая беда. Богословам тут тоже похвастать нечем...
Так вот, Николай Александрович, ученые объясняют притягательность религии ее функциями. И это, в общем-то, правильно. Но все функции, которые они называют,— условие, выражаясь языком математики, необходимое, |но недостаточное. Главная притягательность религии в чувстве возможного или близкого соприкосновения с откровением, которое, если очистить его от богословских словесных пируэтов, и есть не что иное, как бог. Я не слишком сложно объясняю?
— Как тебе сказать... Логика твоей мысли мне ясна. А вот что касается сути...
— Суть еще вся впереди... Впрочем, суть в том, что понятия «откровение», «бог» и «абсолютная истина» — тождественны. Изначально, не зная самого понятия абсолютной истины, но интуитивно ощущая ее существование, человечество обозначило ее словом «бог». Стремясь к познанию бога, оно, само не понимая того, стремилось к познанию именно абсолютной истины, которая хотя и неизвестна нам и, может, даже недоступна во всей ее полноте, но безусловно существует, так же как существовали до Ньютона закон притяжения, а до Эйнштейна — теория относительности. Вот эту-то абсолютную истину все религии и называют по-своему, одни — абсолютом, другие — мировым разумом, третьи — богом...
- Любопытно у тебя, Сергей Трофимыч, получается, - воспользовавшись паузой, заметил Николай Александрович, прихлебывая чай. — Наука доказала, что бога нет, и, следовательно, если принять твою систему рассуждений, то нет и абсолютной истины?
— Hayкa этого пока не доказала. По научной логике отсутствие доказательств существования чего-либо не является доказательством отсутствия. Но того бога, которого имеют в виду все религии, которому служат церкви и поклоняются верующие, действительно не существует. Представление о боге оторвалось от первоначального понятия и существует ныне само по себе...
Сергей помолчал, встал, прошелся по комнате, спросил:
— Ты никогда не интересовался Древним Египтом, Шумером и так далее?
— Только в школе,— улыбнулся Николай Александрович.
— Знаешь, я заметил такую любопытную вещь: на заре человеческой истории религия и наука были одним целым — единым методом познания абсолютной истины. Но люди все больше приписывали абсолютной истине, которую они именовали богом, собственные черты, пока не превратили бога в свой образ и подобие. Именно это и стало поводом сначала для разделения, a затем и вражды между наукой и религией. Наука хотя и медленно, но двигалась по пути познания абсолютной истины, а служители религии, почувствовав возможность сделать ее главным регулятором и законодателем жизни общества, свернули в сторону.
Обрати внимание, Николай Александрович, что все религии мира призывали и призывают верующего овладеть особым состоянием духа, а это и есть не что иное, как чувственный метод познания. Но поскольку изменилось содержание понятия «бог», то изменилась и цель познания. Получилось, что все религий ведут верующих не к постижению истины, а к укреплению собственных иллюзий.
Ну, это не открытие, — усмехнулся Николай Александрович. — О том, что религиозное мировоззрение иллюзорно, написано даже в школьных учебниках.
— Согласен, — кивнул Торбин. — Только одно дело что-нибудь в учебнике прочитать и совсем другое — дойти собственным умом, все проверив и выверив.
— Да какой же смысл велосипед-то изобретать?
А ты никогда не замечал, что от готовых истин у большинства людей несварение ума начинается? Что, привыкнув к подобной пище, они уже не мыслят, а просто формируют блоки из готовых, но непереваренных истин? Говоришь с таким человеком, и скулы от тоски сводит, потому что заранее знаешь, что именно и как он скажет по тому или иному поводу. Все правильно до банальности! А что касается изобретения велосипеда, то в детских технических клубах и кружках только этим, по существу, и занимаются. Но порой такие неожиданные решения находят, что опытные специалисты только руками разводят. Думать, изобретать всегда полезно! Даже перпетуум-мобиле!
Так я пришел к выводу о двух путях познания абсолютной истины. Первый из них — научный — очень долог и медлителен. Это все равно что лететь на современной ракете, скажем, в созвездие Андромеды. Кстати, любопытная коллизия для научно-фантастического рассказа: огромная ракета отправляется в далекое созвездие. На ней экипаж из семей космонавтов, ибо никто из тех, кто стартовал, не доживет до прибытия. Не доживут даже их дети, и лишь внукам суждено достичь цели. И вот эти самые внуки завершают свое легендарное путешествие. И что же они видят? Обитаемые планеты! Оказывается, пока корабль летел, люди научились мгновенно перемещаться в пространстве и уже давно заселили эту часть Галактики.
Так вот, Николай Александрович, может оказаться, что чувственный метод познания по своей эффективности отличается от научного так же, как мгновенное перемещение в пространстве от полета в ракете.
— А ты, Сергей Трофимыч, что же, сумел этот метод отыскать? — осторожно, стараясь не обидеть Торбина, спросил Николай Александрович.
Собственно говоря, он был найден еще когда-то в глубокой древности, но, очевидно, тут же и утрачен. Люди того времени не способны были воспринять абсолютную истину и поняли ее превратно. Отсюда и пошло искажение понятия «бог». Я же лишь вышелушил те рациональные зерна, что донесли до нашего времени философы и религия.
Николай Александрович давно уже украдкой поглядывал на часы, но прервать разговор не решался. Он чувствовал, что в следующий раз Торбин вряд ли пойдет на такую откровенность, и боялся спугнуть его, хотя многое в рассуждениях Сергея было ему не понятным, а порой, казалось просто-таки бредом.
— Так в чем же практически, Сергей Трофимыч, заключается твой метод?
В гармонии разума, духа и тела. Человек извратил свою изначальную сущность и потому утратил подлинный смысл жизни. Человек, Николай Александрович, сложный инстpyмент, и когда он точно настроен, возможности его становятся беспредельными. Но мы сами — собственные убийцы, мы сами разрушаем и свой дух, и свою плоть. Короче, человек должен так жить, чтобы его воля полностью управляла его телом, рассудком и чувствами. Только тогда при помощи специальных приемов он сможет постичь абсолютную истину.
— А для этого жить надо так, как ты?
Сергей подумал и смущенно развел руками:
— Этого я пока утверждать не могу. Может, мой образ жизни и не панацея. Но мне кажется, что это верный путь. И основан он, между прочим, не на каких-то глупостях, не на знахарстве и шарлатанстве, а на выводах специалистов, признанных современной наукой. Только я, не копируя никого из них в отдельности, взял у каждого то, что мне казалось разумным, и проверил на себе. Кое-что отбросил, кое-что усвоил. Что табак и алкоголь— яды, с этим ты, наверное, не будешь спорить?
— Ну, допустим...
— Против закаливания тоже никто из ученых еще не выступал.
— Но, Сергей Трофимыч, во всем, и в закаливании тоже, надо знатъ чувство меры!
— Согласен. Но мера-то эта сугубо индивидуальна. Один может целый час пролежать на снегу голышом — и хоть бы легкий насморк.
— Ну, это уж из области ненаучной фантастики...
— Я лично таких людей видел! А другому достаточно зимой в одной рубашке выскочить на мороз — и воспаление легких гарантировано. Пределов закаливания никто не знает! Поэтому любые рассуждения о чувстве меры вообще, а не конкретно — о том или ином человеке — не более чем демагогия... Пойдем дальше. Пользу физической активности тоже никто не возьмется отрицать.
— Ну, тут я не специалист.
— Специалисты тоже не отрицают. А для того, чтобы понять преимущества твердого режима жизни, чистого воздуха перед загазованным, отсутствия шума и нервных перегрузок, не надо быть специалистом.
— Ну, а насчет питания, самогипноза и прочего? Тут тоже не надо быть специалистом?
— Ты и об этом знаешь! — усмехнулся Торбин. — Тут действительно еще не все до конца ясно и нет единого мнения. Однако польза строго дозированного и проводимого по определенному методу голодания — научно доказанный факт. Система питания, которой я придерживаюсь, испытана тысячелетиями и признана многими авторитетными специалистами. Что же касается, как ты выразился, самогипноза, то есть транса или медитаций, то тут наука — не судья!
— Это почему?
Да потому, что есть области, в которых методы современной науки неэффективны.
— Это уже становится интересно,— усмехнулся Николай Александрович. — Ну-ка назови хоть одну такую область!
— Да мало ли их? Ну, к примеру, все ученые мира со всеми своими гипотезами, теориями и электронно-счетными машинами никогда не смогут объяснить, почему юноша Витя влюбился в девушку Таню, а не Лену. И точно так же не смогут они дать обоснованный прогноз, сколько дней, месяцев или лет будет продолжаться его влюбленность и ответит ли ему девушка Таня взаимностью.
— М-да! — огорченно крякнул Николай Александрович. — Очко в твою пользу. Но не кажется ли тебе, что от твоих рассуждений...
— Пахнет агностицизмом? — подхватил Сергей. — Но ведь агностицизм отрицает возможность познания мира, а я говорю о возможности и необходимости его познания, но методом, отличным от традиционной науки.
— То есть ненаучным, а следовательно, антинаучным,— усмехнулся Николай Александрович.
Сергей помолчал, прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул и медленно, размеренно ответил:
— Ненаучный метод и антинаучный, как говорят в Одессе, - две большие разницы. Антинаучный — значит противостояний науке и, следовательно, неистинный. А ненаучный — значит не совпадающий с принятым в современной науке. Ты что же, Николай Александрович, не признаешь иных форм познания, кроме научных?
— Да какие же иные формы-то могут быть? Метафизика? Алхимия?
Николай Александрович понимал, что оказался совершенно не подготовленным к разговору. Он чувствовал, что многие суждения Турбина поверхностны, эклектичны, но доказать этого не мог, и от сознания своего бессилия начал злиться. И в то же время чувство справедливости и уважения к собеседнику вынуждали его давать искренние ответы на вопросы Торбина, от которых он в иной обстановке, сознавая свою неподготовленность к ним, предпочел бы уклониться.
— Зачем же так примитивно?—укоризненно ответил Торбин. — Я ведь предупреждал, что ты просто не захочешь меня понять. Видишь, так оно и получается.
— Не обижайся, Сергей Трофимыч, но я действитель но не представляю иных форм познания, кроме научных!
— Знаешь, Николай Александрович. Просто забыл в пылу полемики. А литература, искусство?
— Вот черт! Не уверен, что их можно считать формами познания, но будем считать еще очко в твою пользу...
— Есть формы, отличные от научной, есть и методы, не совпадающие с научными. Например, интуитивный метод. А я хочу доказать, что есть еще и чувственный.
Щелкнул селектор.
— Николай Александрович, извините,— раздался голос Люды,— звонил Анатолий Семенович, сказал, что едет к нам от соседей, просил вас разыскать.
Хорошо. Спасибо, Люда. Заместитель председателя райисполкома,—пояснил Николай Александрович. — Надо нам с тобой закругляться... Опять недоговорили... Впрочем, я, честно сказать, и не готов был к такой беседе. Ты ведь вон сколько времени, причем совсем недавно, на философскую литературу потратил, а я, считай, с институтской скамьи за нее, не брался... Времени нет, да и не моя это область. Тебе бы с моим комиссаром поговорить. А впрочем, нет смысла. Ты и его забьешь. У него тоже уже который год одни центнеры и гектары на уме... Видишь, Сергей Трофимыч, что получается: чувствую я, во многом ты не прав, что куда-то в сторону тебя занесло, а не то что доказать тебе это, даже возразить ничего не могу. И, ты уж извини, не потому, что ты прав или блестяще образованна потому только, что сам я в этой области некомпетентен. Но одно слабое место я в твоей идее нашел. И если ты будешь честен перед самим со6ой, то вынужден будешь это признать. Итак, позиция первая: ты в село перебрался потому, что в городе воздух загазованный и, следовательно, вреден для здоровья. Так?
— Так,— кивнул Торбин.
А если все горожане наподобие тебя озаботятся собственным здоровьем и бросятся в сельскую местность, что произойдет?
— Ну, это уже демагогия,— раздраженно возразил Торбин,— все не побегут...
— А представь себе, что побегут! Ведь если ты признаешь за собой такое моральное право, то надо признать его и за другими. Позиция вторая: ты инженер, и хороший инженер, но, перебравшись на село, стал плотником. Почему? Молчишь? Иди ко мне в главные инженеры! Я серьезно говорю, мой уже давно в район просится. Снова молчишь?
Сергей с интересом посмотрел на директора.
— А я ведь знаю, почему ты молчишь, Сергей Трофимыч, понял из твоих рассуждений. Инженер, а главный тем более — руководитель, он с людьми имеет дело, а тебе нервную энергию беречь надо. А ну как я твоей идеей увлекусь, другой директор, третий, кто будет совхозами и предприятиями руководить?
— Других пришлют,— усмехнулся Сергей,— свято место не бывает пусто. Что-то я еще ни разу не читал и не слышал про объявления: требуется начальник или директор.
— Юродствуешь, Сергей Трофимыч,— огорченно вздохнул Николай Александрович,—а юродствуешь оттого, что по существу-то тебе нечего возразить. Ты уверен, что на твое место в кабэ подобрали такого же талантливого инженера, как ты?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Торбин.
Вот видишь, тебе с твоей идеей на общее дело уже наплевать. Именно в этом ее главный порок, а не в том, правильна ли она с философской точки зрения или нет. Я, Сергей Трофимыч, не возражаю против закаливания, свежего воздуха, йоги, философских поисков, наиболее рационального и здорового образа жизни, систем питания и так далее. Но, как, всякий здравомыслящий человек, я все это оцениваю с позиций не только личной, но и общественной пользы. Ты сказал, что разговоры о чувстве меры вообще — демагогия. Может, тут ты и прав. Будем говорить конкретно. И получится, что это самое чувство меры именно тебе и изменило. Впрочем, в такой ситуации, когда думаешь только о себе, о собственном здоровье, нe соотнося свои стремления с общественными возможностями и потребностями ничего иного и не может получиться, кроме оголтелого индивидуализма. От твоей идеи тебе, может быть, и польза, а обществу — ущерб. Тебе — добро, обществу — зло. Как говорит старики у вас в Торбином Бору,— сяшная у тебя идея, Сергей Трофимыч...
— Я бы много чего мог возразить тебе, Николай Александрович, — спокойно, даже несколько отрешенно ответил Торбин,— но времени уже нет ни у меня, ни у тебя. Польза и вpeд, добро и зло — категории далеко не такие простые и однозначные, как тебе кажется...
 
kualspb_2013Дата: Вторник, 19.05.2015, 16:05 | Сообщение # 2
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Репутация: -1
Статус: Offline
_002 (жители городов) картины Ольги Громовой



























 
kualspb_2013Дата: Вторник, 19.05.2015, 16:07 | Сообщение # 3
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Репутация: -1
Статус: Offline
_003 (жители крупных городов, неформалы)















































 
kualspb_2013Дата: Среда, 02.09.2015, 17:01 | Сообщение # 4
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Репутация: -1
Статус: Offline
_004

Человек бежит по жизни,

Не жалея ног.

Дом-работа, дом-работа,

Отбывая срок…

Выходные-передышка,

Отпуск, как привал.

Старость, пенсия, одышка…

А куда бежал?
 
Форум » _003 СТРОИТЕЛЬСТВО ОБЩИНЫ » Прочие » Почему люди уезжают из города
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Создать бесплатный сайт с uCoz
Рейтинг@Mail.ru