|
Даниил Андреев "Роза Мира"
|
|
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 11:54 | Сообщение # 11 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 3)
Итак:интеррелигиозность, универсальность социальных стремлений и их конкретность,
динамичность воззрений и последовательность всемирно-исторических задач — вот
черты, отличающие Розу Мира от всех религий и церквей прошлого. Бескровность её дорог, безболезненность её реформ,доброта и ласка в отношении к людям, волны душевного тепла, распространяемые
вокруг, — вот черты, отличающие её от всех политико-социальных движенийпрошлого и настоящего.
Ясно, что сущность государства, равно как
и этический облик общества, не может быть преобразована в мгновение ока.Сразу же полный отказ от принуждения — утопия. Но этот элемент будетубывать во времени и в общественном пространстве. Всякая дисциплина слагается
из элементов принуждения и сознательности, и от соотношения между собою этих
двух элементов зависит тот или иной род дисциплины. Наибольшим процентом принужденияи почти полным отсутствием сознательности обладает дисциплина рабовладельческих
хозяйств, тюрем и концентрационных лагерей. Немного больше процентсознательности в воинской муштре. И дальше, помере ослабления в дисциплинарных системах элемента принуждения, возрастает и
заменяет его собой категорический императив внутренней самодисциплины.На воспитании именно этого импульса построится вся новая педагогика. Оеё принципах и методах, как и о методах перевоспитания и возрождения
преступников, речь пойдёт ещё не скоро — в одной из последних глав. Но ясно,
думается, уже и теперь, что стимул внешнего принуждения быстрее всего будет
отмирать во внутренних концентрических кругах Розы Мира: ибо именно людьми, целиком спаявшими свою жизнь с еёзадачами и с её этикой и уже не нуждающимися во внешнем принуждении,наполнятся эти внутренние круги. Именно такие люди будут являться еёсовестью, и кем же, как не ими, должны быть заняты кресла Верховного Собора?
Да и можно ли переоценить
воспитательное значение таких общественных устройств, когда на вершине общества
руководят и творят достойнейшие: не те, чьёволевое начало гипертрофировано за счёт других способностей души и чья сила
заключается в неразборчивом отношении к средствам, но те, в ком гармонически развитая воля, разум,любвеобилие, чистота помыслов и глубокий жизненный опыт сочетаются с очевидными
духовными дарами: те, кого мы называем праведниками. Совсем недавно мы виделитому пример: мы видели роковую годину Индии и великого духом Ганди.
Предвижу множество возражений. Одно из них таково: да, этобыло возможно в Индии, с её неповторимыми особенностями, с четырёхтысячелетним
религиозным прошлым, с этическим уровнем её народа. У других народов другое
наследие, и опыт Индии ни на какую другую страну перенесён быть не может.
Верно, у каждого народа своё наследие. И наследие Индии привело к тому, что её народ сталпионером на этой дороге. Но почтикаждый народ видел у себя или рядом с собой диктатуры и тирании всевозможных окрасок, разнообразнойидеологической маскировки, и каждый мог убедиться, в пучину каких катастроф
увлекает страну слепая власть, не просветлённая праведностью, не отвечающая
даже требованиям среднего нравственного уровня. А ведь государственное водительство — это подвиг, и средний нравственный уровень для этого мал. Многие народы убедились и в этом, потому что там,где вместо диктаторов чередуются политические партии, там сменяются, точно в
калейдоскопе, дипломаты и генералы, боссы и адвокаты, демагоги и дельцы, одни —
своекорыстнее, другие — идейнее, но ни один не способен вдохнуть в жизньновый, чистый и горячий дух, разрешить насущные всенародные проблемы. Ниодному из них никто не может доверять больше, чем самому себе, потому что ни
один из них даже не задумывался о том, что такое праведность и духовность. Это
— снующие тени, опавшие листья, подхваченные ветром истории. Если РозаМира не выйдет вовремя на всечеловеческую арену, они будут развеяны огненным
дыханием волевых и безжалостных диктатур; если же Роза Мира появится — они
растворятся, растают под восходящим солнцем великой идеи, потому что сердце народа доверяет одному праведнику больше, чемсотне современных политиков.
Но ещё могущественнее и светлее будет воздействие на народ и его судьбу,если три наивысших одарённости: праведность, дар религиозного вестничества ихудожественная гениальность — совместятся в одном человеке.
Много,о, много проявлений религии относится целиком к её минувшим стадиям. Одно из
таких проявлений, по-видимому, — и власть над умами строго очерченных, аподиктически
выраженных, не подлежащих развитию, статуарных догм. Опыт последних веков и
рост личности привели к тому, что сознание человека ощущает условность итесноту любой догматики. Следовательно, сколь адогматичными ни были бытезисы Розы Мира, сколь бы ни были они проникнуты духом религиозной динамики,
но весьма многие затруднятся принять даже их. Затомножества и множества откликнутся на её зов, коль скоро он будет обращён нестолько к интеллекту, сколько к сердцу,звуча в гениальных творениях слова, музыки, театра, архитектуры. Образыискусства ёмче и многоаспектнее, чем афоризмы теософем или философские
рассуждения. Они оставляют больше свободы воображению, они предоставляют
каждому толковать учение так, как это органичнее и понятнее именно для его
индивидуальности. Откровение льётся по многимруслам, и искусство — если и не самое чистое, то самое широкое из них. Поэтому
все виды искусства и прекрасный культ оденут Розу Мира звучащими и сияющими
покровами. И поэтому же во главе Розы Мира естественнее всего стоятьтому, кто совместил в себе три величайших дара: дар религиозного вестничества,
дар праведности и дар художественной гениальности.
Может быть, такой человек не придёт илипридёт не скоро. Возможно, что Розу Мира будет возглавлять не он, а коллектив
достойнейших. Но если бы Провидение направилотакую великую душу в наш век — а Оно её уже направило — и демоническиесилы не сумели бы устранить её, — это было быдля всей земли величайшим счастьем. Потому что более могучего и светлого воздействия начеловечество, чем воздействие гениального художника слова, ставшего духовидцем
и праведником и возведённого на высоту всемирного руководства общественными и
культурными преобразованиями, не может оказать никто. Именно такомучеловеку и только такому может быть вверен необычайный и небывалый в истории
труд: этический контроль над всемигосударствами Федерации и водительство народами на пути преобразования этих
государств во всечеловеческое братство.
О, мы, русские, жестоко поплатились забезусловное доверие, оказанное сильному человеку, принятому многими из нас за
благодетеля человечества. Не повторим этой ошибки! Есть безусловныепризнаки, отличающие человека, достойного подобной миссии, от злого гения
народа. Последний сумрачен; первый — веселдуховным веселием. Один укрепляет свою власть казнями и карами; другой не станет домогаться власти ни в один из днейсвоей жизни, а когда примет её — не прольёт ничьей крови. Один насаждаетпо всей земле, ему подвластной, культ своей личности; другому отвратительно и смешно его прославление. Один — недоступен,другой — открыт всем. Один обуреваемнеистовой жаждой жизни и власти и прячется от воображаемых опасностей за
непроницаемыми стенами; другой — свободен отжизненных искушений, а перед лицом опасности спокоен, потому что совесть его
чиста, а вера непоколебима. Это — два антипода, посланцы двухнепримиримых начал.
Конечно,в Верховном Соборе такой избранник был бы лишь первым среди равных. Он опирался
бы во всём на сотрудничество множества, и этим множеством была бы контролируема
его собственная деятельность. На свой необычайный пост он мог бы прийтитолько сквозь строгий искус. Такому сану не может соответствовать нимолодость, ни даже зрелый возраст; лишь старость. Искушения и борьба страстей должны быть давно изжиты. Что досамого избрания, то оно, мне кажется, могло бы быть осуществлено лишь через тот
или иной вид плебисцита. Да и в годы правления верховного наставника Собор
следил бы за его действиями. Уклонение его от пути влекло бы передачу власти
достойнейшему. Вообще все связанные с этим вопросы могли бы быть тщательно
продуманы, опасности предусмотрены, решения внимательно взвешены и впоследствии
усовершенствованы. Но пока верховный наставникбудет следовать неукоснительно по предназначенной стезе, он — мистическая связь
между живущим человечеством и миром горним, проявитель Провиденциальной воли,
совершенствователь миллиардов и защитник душ. В руках такого человека не
страшно соединить полноту духовной и гражданской власти.
Скажут: подобные люди появляются по одному в пятьсот лет. А я скажубольше: личности такого масштаба и обладающей при этом суммой именно таких
свойств, раньше не могло быть никогда. Эйнштейн не мог бы появитьсясреди маори XIX века; Достоевского — такого, каким мы его знаем, — напрасно
было бы надеяться найти среди подданных Тутанхамона или Теодориха. Тогда он
обладал бы другой суммой свойств, а многие из них не имел бы возможности
проявить в жизни. Такой человек, о каком я говорю, даже в недалёкую от насэпоху не мог бы осуществить вручённые ему дары, и современники остались бы в
полном неведении относительно его истинных масштабов и потенций. Нужные условия, по-видимому, уже намечаютсянаступающей ныне эпохой; Роза же Мира досоздаст их так, чтобы атмосфераобщественная и культурная обеспечила верховному наставнику цепь преемников,
достойных этого венца.
Могут сказать также: даже всехперечисленных дарований мало для такой необычайной деятельности; надо обладать
широким, трезвым и практичным государственным умом. Да, ещё бы. Такому деятелю придётся соприкасаться с тысячамиразнообразных проблем; потребуются и знания, и опыт, и эрудиция — экономическая,
финансовая, юридическая, даже техническая. Но век Аристотелей давноминовал; умы энциклопедического охвата немыслимы в наше время. И деятельность
того, о ком я говорю, столь же немыслима в отрыве от соборного разума, от
Верховного Собора. В ней будут участвовать самые глубокие умы, люди,умудрённые в превратностях государственной жизни, специалисты всех отраслей
знания. Не энциклопедическая эрудиция и неприземистый хозяйственный смысл потребуются от верховного наставника, но мудрость.Мудрость, которая понимает людей с первого взгляда, которая в самых сложных
вопросах сразу находит их существо и которая ни на миг не делается глуха к
голосу совести. Верховный наставник должен стоять на такой моральнойвысоте, чтобы любовь и доверие к нему заменяли бы другие методы властвования.
Принуждение, насилие над чужою волей мучительны для него; он пользуется ими
лишь в редчайших случаях.
Неиерократия, не монархия, не олигархия, не республика: нечто новое, качественно отличное от всего, до сих порбывшего. Это — всемирное народоустройство, стремящееся к освящению ипросветлению всей жизни мира. Я не знаю, как его назовут тогда, но дело не в
названии, а в сути. Суть же его — труд во имя одухотворения человека, одухотворения человечества,одухотворения природы.
ххххххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 11:57 | Сообщение # 12 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 4)
ГЛАВА2. ОТНОШЕНИЕ К КУЛЬТУРЕ
Мало-помалу новое отношение возникает ковсему: существование Розы Мира не имело бы и тени смысла, если бы она лишь
повторяла то, что было сказано раньше. Новое отношение к себе, новое осмысление
вызывается буквально всеми явлениями, от великих до малых: процессом
космическим и процессом историческим, мировыми законами и связью между
разноматериальными мирами, человеческими отношениями и путями развития
личности, государствами и религиями, животным царством и стихиями — словом,
всем тем, что мы объединяем в понятии "культура" и всем, что
объединяем в понятии "природа". Новое отношение возникает ко всему, но это не значит, чтовсякое старое отношение обесценивается или опорочивается: во многих случаях
лишь указывается такой угол зрения, под которым различные отношения прошлого
могут перестать контрастировать друг друга, начинают друг друга дополнять и
должны читаться как различные ряды аспектов одной и той же или многих
реальностей. Это нередко применяется, например, при рассмотрении старыхрелигий и реальностей, за ними стоящих.
Ведущейобластью культуры в наш век является наука.Научный метод познания претендует на гегемонию; поэтому настоящая глава
начинается с характеристики отношения Розы Мира именно к научному методу.
Приходится сказать сразу и без обиняков: сколько иллюзий ни создавали бы на
этот счёт энтузиасты научного метода, но ни единственным методом познания,ни единственным методом овладения материей он никогда не был, не будет и не
может быть. Не говоря уже о методе художественном,с которым научный метод высокомерно и неохотно делит теперь своё первенствующее
положение, следует напомнить, что давно ужезаложены основы такой методики познания и овладения материальностью, усвоение
которой неразрывно связано с духовным самосовершенствованием человека, с
просветлением его этического облика. Впереди брезжит даже возможность таких
исторических стадий, когда эта методика придёт к некоторому первенствованию.Я подразумеваю не столько дискредитированные вследствие ряда недоразумений
понятия магии или оккультизма, сколько понятие духовного делания. Различные системы ишколы этого рода имеются во всех высоко развитых религиях. Разрабатывая веками практические приёмы воздействияволи на человеческий организм и на внешнюю материю и подводя человека к этому лишьпосле длительной нравственной подготовки и многостороннего искуса, ониподнимали и поднимают сотни, может быть, даже тысячи людей, до того, что в
просторечии именуется чудотворчеством. Эту методику, крайне трудоёмкую ивызывающую жгучую ненависть современных филистеров, отличает один принцип,
науке чуждый: принципсовершенствования и трансформации собственного существа, вследствие чего
физический и эфирный покровы личности становятся более податливыми,
эластичными, более послушными орудиями воли, чем у нас. Этот путьприводит к таким легендарным якобы явлениям, как телесное прохождение сквозь
предметы трёхмерного мира, движение по воздуху, хождение по воде, мгновенное
преодоление огромных расстояний, излечение неизлечимых и слепорождённых и,
наконец, как наивысшее, чрезвычайно редкое достижение — воскрешение мёртвых. Здесь налицо овладение законами нашей материальностии подчинение низших из них высшим, нам ещё неизвестным. И если в XXстолетии большинство из нас успевает прожить всю жизнь, так и не столкнувшись с
бесспорными случаями подобных явлений, то из этого вытекает не то, что подобных
явлений не бывает, и не то, что они принципиально невозможны, но лишь то, что условия безрелигиозной эры — культурные, социальныеи психологические — до такой степени затрудняют изучение и усвоение этой
методики (особенно на Западе и ещё больше в странах социалистического лагеря),
что сводят количество подобных случаев к немногим единицам. Некоторыевоистину роковые для человечества события, имевшие место около двух тысяч лет
назад — о них речь будет впоследствии, — повинны в том, что вовлечение неединиц, а множеств человеческих на этот путь познания и овладение материей
оказалось невозможным. В дальнейшем,психологический климат безрелигиозной эры всё более и более тормозил движение
по этому пути. Ныне освоение этой методики затруднено до предела, а в некоторых
странах практически невозможно совсем. Но нет оснований думать, чтотаким медленным и трудоёмким этот путь останется навсегда: арелигиозная эра— не бесконечна, мы живём в её конце. Трудно представить себе что-нибудьстоль же тяжеловесное, несовершенное, грубое и жалкое, чем достижения
современной техники в сравнении с достижениями той методики, о которой я
говорю. Если бы на её развитие и усвоение былибы брошены такие средства и такие неисчислимые людские резервы, какие ныне
поглощены развитием методики научной, — панорама человеческой жизни, нашего
творчества, знаний, общественного устройства и нравственного облика изменилась
бы в самых основах. Психологический климат эпохи Розы Мира создаст для развития
именно этой методики такие благоприятные условия, как никогда. Но это— дело будущего, и притом не слишком близкого. А пока это не стаялонастоящим, нам предстоит пользоваться в основном иною методикой, гораздо менее
совершенной, не ведущей далеко, но повсеместно господствующей теперь.
Отсюда и общее отношение Розы
Мира к науке и технике на текущемисторическом этапе. Кропотливо накапливая факты, выводя из них кое-какие
закономерности, не понимая ни природы их, ни направленности, но овладевая ими
механически и при этом будучи не в силах предугадать, к каким изобретениям и
социальным потрясениям приведут её открытия, — наука давно доступна всем,независимо от морального облика каждого.Результаты — у нас перед глазами и у нас над головой. Главный из них тот, что ни один человек на земле не гарантирован, что влюбую минуту на него и на его сограждан не будет сброшена высокоинтеллигентными
умами водородная бомба или другое, ещё более ошеломляющее достижение науки.Естественно поэтому, что одним из первых мероприятий Розы Мира после её прихода
к контролю над деятельностью государств будет создание ВерховногоУчёного Совета — то есть такой коллегии, которая выделится внутреннимикругами самой Розы Мира. Состоящий из лиц,сочетающих высокую научную авторитетность с высоким нравственным обликом, Совет
возьмёт под свой контроль всю научную и техническую деятельность, направив свою
работу по двум путям: планирующему и оберегающему.
Кроме этих чисто методологических противоречий, междуРозой Мира и наукой никаких точек столкновения нет и не может быть. Им негде
сталкиваться. Они о разном. Не случайно,вероятно, то обстоятельство, что большинству крупных учёных XX века их научная
эрудированность не мешала обладать личной религиозностью, не мешала имразделять и даже создавать яркие спиритуалистические системы философии.
Эйнштейн и Планк, Павлов и Лемэтр, Эддингтон и Милн, каковы бы ни были области
их научных изысканий, оставались каждый по-своему глубоко верующими людьми.
Разумеется, я не принимаю при этом во внимание русских учёных советского периода,
некоторые из коих вынуждены были заявлять о своём материализме не из
философских соображений, а в силу совершенно иных причин, для всякого понятных.
Оставим же в покое философию и политику: в чисто научных областях Роза Мира не
утверждает ничего из того, в чём наука имеет право на отрицание. Налицо другое:
о тех реальностях, которые утверждает Роза Мира, наука пока молчит. Но иэто — явление недолговременное. Что жекасается социальных, культурных, этических задач, стремиться решить которые
будет Роза Мира, то невозможно представить, чтобы они встретили со стороны
научных авторитетов какие-либо возражения по существу.
Думается,что уже и не самая идея планирования науки будет тогда предметом дискуссии, а
границы того, что охватывается планированием, и его практика. Не будет лишено,
вероятно, некоторого интереса специальное изучение практики планирования и
координации научных работ в некоторых государствах середины XX столетия. Но
воспользоваться можно будет лишь отдельными их деталями, хотя бы уже потому,
что Федерация будет состоять из многих государств, больших и малых, толькочто объединившихся, стоящих на разных ступенях экономического развития,
формировавшихся в лоне различных культур и обладающих различными
социально-политическими укладами. Некоторые из этих укладов, отличающиесябольшей социализацией экономических отношений, будут легче вовлекаемы в общий
неизбежный процесс всемирной социализации; другие, привычные к анархии
производства, втянутся в него постепенно. Всё это, равно как и многообразиекультурных типов, будет создавать в первый период чрезвычайную пестроту мировой
экономики и воздействующих друг на друга культурных укладов. Долго ещё будут давать себя знать и застарелыенациональные антагонизмы. Не сразу удастся уравновесить и согласовать нужды
отдельных стран и отдельных слоёв населения, заинтересованных, например, в
первоочередном развитии таких-то и таких-то отраслей промышленности там-то и
там-то или в сбыте своей продукции куда-нибудь. От тех, кто будетвозглавлять Учёный Совет и самоё Розу Мира, потребуется для справедливого
решения этих проблем некое новое психологическое качество: преодолённость в собственномсуществе господства местных, столь пока ещё естественных, культурно-расовых
привязанностей, полное национальное беспристрастие. Сколько усилий,какая авторитетность и даже самопожертвование потребуются хотя бы для того,
чтобы ослабить застарелые антагонизмы — англо-арабский,например, русско-польский или армяно-турецкий! Каким поведением заслужатнемцы, англичане, русские или американцы забвение тойвражды, которую они возбудили к себе во стольких нациях? Какиевоспитательные средства потребуются для того, чтобы разрушить комплекс ущемлённого самолюбия, мешающий многиммалым и средним нациям дружественно относиться к своим соседям и перерастающий
в агрессивные мечты о достижении собственного величия за счёт величия других?Но это — только одна сторона задачи. Многим западным нациям придётся вытравить
в себе малейшие следы старинного чувствапревосходства своего перед другими. Русскому придётся понять, что егострана — не венец создания и уж, во всяком случае, не лучше многих других.
Англичанин вынужден будет совершить титаническую внутреннюю работу, чтобы
отрешиться от невольного предпочтения интересов жителей Британских островов
интересам жителей Индонезии или Танганьики. От француза потребуется умение
принимать к сердцу интересы Парагвая или Таиланда так же горячо, как и свои
собственные. Китаец или араб освободят своё сердце и ум от вскормленного
столькими веками когда-то справедливого, а теперь устаревшего недоверия к
европейцам и научатся уделять потребностям Бельгии или Греции внимания не
меньше, чем потребностям Жэхэ или Судана. Жителям латиноамериканских республик
придётся отучиться от привычки заботиться и плакаться только о себе и принять
участие в распределении мировых благ с учётом нужд Афганистана, Камбоджи и даже
Якутии. А гражданам Соединённых Штатов надлежит вспомнить, что они почитаются
христианами и что христианство несовместимо со звериной ненавистью к какой бы
то ни было расе, хотя бы и чёрной. Трудно, трудно это; ясно, что ужасно трудно,
но избавление от войн и тираний — только черезэту психологическую самопеределку. И уж конечно, надеяться на участие вработе всемирных планирующих органов не может ни один человек, не завершивший
над собою подобной операции. Придётся учитьсядаже национальному самопожертвованию: о, не своею кровью, разумеется, нежизнью своих сынов, а только долларами. Ибо наиболее богатым странам предстоит в какой-то мереподелиться своими ресурсами с народами Востока и Юга, и поделиться притом
бескорыстно, безо всяких надежд сделать из этой помощи удачный бизнес. Короче говоря, каждый,причастный к руководству Розы Мира, должен уметь чувствовать себя прежде всего
— членом космического целого, потом— членом человечества, и только ужепосле всего этого — членом нации.А не наоборот, как учили и учат нас доселе.
Потому что общая цель Розы
Мира, точнее — того гигантского духовного процесса, который начался тысячелетия
назад и лишь этапом которого является Роза Мира, — так вот, цель этого процесса — просветление Шаданакара,а ближайшая эпохальная задача— чтобы достойный человека материальный достаток, простое житейское
благополучие и элементарно нравственные отношения между людьми водворились
везде, не оставляя вне своих пределов ни одного человека. Тезис о том, что
всякому человеку без исключения должны быть обеспечены занятия, отдых, досуг,
спокойная старость, культурное жилище, пользование всеми демократическими
свободами, удовлетворение основных материальных и духовных потребностей, начнёт
стремительно воплощаться в жизнь.
Пройдётнесколько десятилетий. Прогрессирующий ростпроизводительных сил достигнет того уровня, который мы будем вправе назвать
всеобщим достатком. Условия жизни, какими пользуются теперь граждане передовых
стран, водворятся в самых диких уголках земного шара. Обращение на мирные цели
тех неимоверных сумм, которые сейчас тратятся на вооружение, сообщит
экономическому прогрессу почти непредставимые темпы. Период всеобщегоначального обучения будет во всех странах преодолён, вероятно, ещё раньше; в дальнейшем и среднее всеобщее образование начнётпредставляться уже недостаточным. Очертания интеллигенции совпадут с
очертаниями человечества. Развитие новых и новых средств связи, их общедоступность, ихкомфорт фактически уничтожат проблему международного и межкультурного
пространства. Рабочий день, сокращаясьвсё более, высвободит новые резервы времени. Физиология разработаетаппаратуру, помогающую человеческому мозгу быстро и прочно запоминать
воспринимаемые им сведения. Досуг станетвозрастать. И те вопросы, которые волнуют сейчас большинство, — интересыхозяйства, организации производства, улучшения продукции, промышленной техники,
дальнейшего совершенствования жизненных удобств, — потеряют свою остроту.
Весьма правдоподобно даже, что тем поколениям будет непонятно и странно, как
могли их предшественники увлекаться и кипятиться при решении столь скучных и
плоских проблем. Запасы сил обратятся насоздание ценностей высшего порядка, ибо материальная основа жизни небудет подвержена никаким колебаниям, всеобъемлюща и совершенно прочна.
Проблемы техники и экономики перестанутпривлекать к себе преимущественное внимание. Они будут решаться в
соответствующих коллективах, а широкой гласности их будут предавать не больше,
чем теперь предают вопросы общественной кухни или водопровода. И человеческая одарённость обратится на другое: нато, что будет диктоваться жаждою знания, любовью ко всему живущему,
потребностью в высших формах творчества и влюблённостью в красоту.
Жажда знания, когда-то толкавшаяисследователей в плавание по неведомым морям, в блуждания по нехоженым
материкам, бросит их сперва — возможно, ещё до прихода Розы Мира — в
космонавтику. Но чужие планетынегостеприимны; после нескольких разведывательных экспедиций эти полёты прекратятся.И сама жажда знания начнёт менять своюнаправленность. Будут разработаны системы воспитания и раскрытия в человеческом
существе потенциально заложенных в нём органов духовного зрения, духовного
слуха, глубинной памяти, способности к произвольному отделению внутренних,
иноматериальных структур человека от его физического тела. Начнутсястранствия по иноматериальным мирам, по открывающимся слоям Шаданакара.То будет век Магелланов планетарного космоса, Колумбов духа.
ххххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 12:00 | Сообщение # 13 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 5)
Земной отрезоккосмического пути восходящей монады являет собой такой этап, на котором её
способности к творчеству и любви уже могут и должны распространяться на
окружающую её природную и искусственную среду, её совершенствуя, — тоесть преодолевая в этой среде тенденцию кизолированному самоутверждению частей и частиц за счёт других. Зло заключается именно в такойтенденции, как бы она ни выражалась. Формами и масштабами оно разнообразно
почти до бесконечности, но основа всегда одна и та же: стремление кутверждению себя за счёт остальных и всего остального.
Старинные религии усматривали мерилоотносительной ценности личности в степени выполнения ею предписаний данного
религиозно-нравственного кодекса. Религии аскетической окраски наивысшей
ступенью полагали святость, понимая под нею чистейший образец иноческого
служения либо мученичество за веру. При этом любовь отступала на второй план.Иноческий или мученический подвиг совершался не в силу любви к людям и ковсему живому, но в силу жажды воссоединения с Богом и избавления отпосмертных мук. Конечно, я имею здесь в виду доминирующее направление,
преобладающее настроение, а не образы такихизумительных отдельных деятелей, апостолов любви, как св. Франциск, Рамаджуна
или Миларайба. Как это ни чудовищно для нас, но даже вечные мучениягрешников в аду не вызывали в большинстве адептов этих религий стремления к
тому, чтобы просветить мировые законы, в том числе и закон возмездия или кармы.
Вечное возмездие за временное нарушение ихказалось справедливым актом Божества или во всяком случае (как в брахманизме)
непререкаемым и абсолютно непреодолимым законом. Будда как свеча горелогнём сострадания, но и он учил только тому, как вырваться из круга железных
законов мира, а не тому, как просветить и преобразить их. Что касаетсятворчества, то его врождённость монаде не сознавалась совсем, даже понятия
такого не было, а конкретным видам творчества, доступным человеку, не
придавалось значения, исключая религиозное творчество в узком смысле: духовное
делание, богословие, проповедничество, храмовое строительство, культ.
Другие религии, не склонные к аскетизму,как ислам и протестантизм, видоизменили этот идеал, расширили его и, вместе с тем,
снизили, сделав его более доступным, более народным, вплоть до исполнениянескольких заповедей по отношению к Богу, к государству, к ближайшемуокружению, к семье и, наконец, к самому себе. Приходитсяповторить, что ни та, ни другая группа религий задач преобразованияобщества, и тем более природы, ни перед кем не ставила. Сообразноэтому представление и о долженствовании личности оставалось ущербным и узким. Естественно, что подобные задачи, но в крайнеупрощённом виде, были поставлены наконец учениями безрелигиозными.Провозглашался сниженный и противоречивый этический идеал, механически
сочетавший некоторые прогрессивные черты с такими, которые шли вразрез с
этическим минимумом, давно, казалось бы, бесспорным. Вспомнили старую формулу
"цель оправдывает средства" и, опасаясь провозгласить её с честной
откровенностью, стали пользоваться ею практически. При характеристиках и оценках исторических явлений их моральноекачество игнорировалось полностью; вердикты выносились лишь исходя из учёта
общей прогрессивной или реакционной направленности данного явления.Никого не смущало, что это приводит к оправданию кровавой деятельности многих
деспотов прошлого и даже таких вопиющих массовых побоищ, как якобинский террор
или деятельность опричнины. Многие старые достижениясоциального прогресса, как свобода слова, печати или религиозной пропаганды,
были отброшены. Поколения, воспитанныев подобной атмосфере, постепенно теряли самую потребность в этих свободах — симптом,
говорящий выразительнее любых тирад о потрясающем духовном регрессе общества.Таким образом, при приближении к идеалу в том виде, в каком он представал в
реальности, обесценивалось и то положительное, что он заключал. Ибо впереди рисовалось лишь царство материальнойсытости, купленной ценой отказа от духовной свободы, многомиллионными
гекатомбами человеческих жизней и сбрасыванием в низшие слои Шаданакара
миллиардов душ, отдавших за чечевичную похлебку своё божественное первородство.
Надо надеяться, что страшный урок непройдёт даром.
Учение РозыМира указывает на абсолютную ценность личности, на её божественное
первородство: право на освобождение от гнёта бедности, от гнёта агрессивных
обществ, на благополучие, на все виды свободного творчества и на обнародование
этого творчества, на религиозные искания, на красоту. Право человека на
обеспеченное существование и пользование благами цивилизации есть такое
врождённое ему право, которое само по себе не требует отказа ни от свободы, ни
от духовности. Уверять, будто бы здесь заключена какая-то роковаядилемма, что ради достижения всего только естественных, само собой разумеющихся
благ надо жертвовать личной духовной и социальной свободой, — это значит
вводить людей в обман.
Учение укажет и на долженствованиеличности: на последовательное расширение сферы того, что охватывается её
любовью; на возрастание, умножение и просветление того, что создаётся её
творчеством. Творчество, таким образом, оказывается и правом, и
долженствованием. Я до сих пор не могу понять, каким образом эта воистинубожественная способность человека не встретила должного отношения к себе ни в
одной из старинных религий, кроме некоторых форм многобожия, в особенностиэллинского. Кажется, только в Элладе умелибоготворить не только произведения искусства, но самую творческую способность,
именно творческую, а не производительную, как в других формахполитеизма, и даже венчать апофеозами великих деятелей искусства. Печально и
странно, что после угасания Эллады творческий дар перестал привлекать к себевзор религий, не осмыслялся больше ни онтологически, ни метафизически, ни
мистически. Под влиянием односторонне понятой семитической идеи о том, чтопосле шести дней творения наступило упокоение Божественного творческого духа,
даже вопрос о дальнейшем творчестве Самого Бога богословская мысль предпочитала
обходить стороной, и речение Божества, запечатлённое в Откровении Иоанна — "Се,
творю всё новое", — осталось единичным взлётом, единичным прозрением. К человеческому же творчеству установлюсь и вовсеподозрительное отношение, как будто гордыня, в которую может впасть
человек-творец, более опасна и гибельна, чем творческое бесплодие. Ксожалению, не менее прискорбная точка зрения на творчество человека
установилась и в религиях индийского корня.
Последние века западных культур, столь богатые проявлениями гениальностиво всех областях искусства, в науке и в философии, научили нас многому. Научили они нас и благоговейному отношению кчеловеческому творчеству, и уважению к человеческому труду. Но безрелигиозный дух этих веков способствовал вэтом вопросе как раз тому, чего боялись старинные религии: человеку-творцу
сделалась свойственной гордыня своим творческим даром, как если бы самыйэтот дар он создал в себе сам. Впрочем, эта самостность свивала себегнездо не столько в душах подлинных гениев и тем более духовных вестников,
сколько в ряду второстепенных деятелей наук иискусств. Более подробному рассмотрению этих проблем под углом ученияРозы Мира будет в настоящей книге посвящён ряд специальных глав.
Во всяком случае, творчество, как илюбовь, не есть исключительный дар, ведомый лишь избранникам. Избранникам ведомы праведность исвятость, героизм и мудрость, гениальность и талант. Но это — лишь раскрытие потенций, заложенных вкаждой душе. Пучины любви, неиссякаемые родники творчества кипят запорогом сознания каждого из нас. Религия итога будет стремиться разрушить эту
преграду, дать пробиться живым водам сюда, в жизнь. В поколениях, ею воспитанных, раскроется творческое отношение ковсему, и самый труд станет не обузой, но проявлением неутолимой жажды создавать
новое, создавать лучшее, творить своё. Все последователи Розы Мира будут
наслаждаться творческимтрудом, обучая этой радости детей и юношество. Творить во всём: вслове и в градостроительстве, в точных науках и в садоводстве, в украшении
жизни и в её умягчении, в богослужении и в искусстве мистериалов, в любви
мужчины и женщины, в пестовании детей, в развитии человеческого тела и в танце,
в просветлении природы и в игре.
Потому что всякое творчество, кромедемонического, совершаемого во имя своё и для себя, есть богосотворчество: им человек поднимает себя над собой, обоживая исобственное сердце, и сердца других.
В смысле личного духовного совершенствования большинство людей движется помедленному и широкому пути. Этот путь проходит через браки идеторождения, сквозь причастность различным формам деятельности, сквозь полноту
и пестроту впечатлений жизни, сквозь её радости и наслаждения. Но есть и Узкий Путь: оннадлежит тем, кто носит в своей душе особый дар, требующий жёсткого
самоограничения: дар святости. Несправедливы религиозные учения, утверждающие
Узкий Путь как единственно правильный или наивысший. И столь же неправы
общественные или религиозные системы, отрицающие его вовсе и воздвигающие
препятствия перед теми, кто чувствует себя призванным именно к такому пути. Вряд ли в эру Розы Мира монастыри будутмногочисленными; но они — будут, чтобы всякий, кого духовная жажда гонит на
Узкий Путь, мог бы работать над раскрытием в себе таких способностей души,
которые нуждаются в многолетнем труде среди тишины и уединения. Если наУзкий Путь человек встаёт из страха перед возмездием или из-за мечты о личном,
себялюбивом, замкнутом общении с Божеством, его победы не имеют цены. Никакого
Божества, дарующего в награду своим верным рабам блаженное созерцание его
величия — нет. Созерцание высших сфер есть выход личности из себя и приобщение
Единому, объемлющему все монады и зиждущему весь мир. Поэтому последователя
Розы Мира может принудить стать на Узкий Путь недуховный эгоизм, не жажда личного спасения при холодном безразличии к другим,но понимание, что на Узком Пути раскрываютсятакие дары, которыми праведник будет помогать миру из уединения более
действенно, чем сотни живущих в миру, и которые в посмертии становятсятакою силой, что перед ней преклоняются даже могучие демонические иерархии.
Какимиже чертами может отличатся искусство, которое создадут люди, причастные духу
Розы Мира,в ближайшие эпохи, когда солнце золотого века только начнёт ещё озарять облака
над горизонтом?
Было бы наивно пытаться предугадать илиочертить многообразие художественных направлений, жанров, школ, стилистических
приёмов, которыми засверкает эта сфера культуры к концу текущего столетия. Но
будет, мне кажется, определяться некий преобладающий стиль, не исчерпывающий,
конечно, всех течений искусства (в условиях максимальной свободы это
невозможно, да и не нужно по той же причине), но призванный стать в искусстве и
литературе последней трети века некоторой, как теперь говорят, магистралью. В этом стиле найдёт своё выражение присущее РозеМира восприятие вещей: восприятие сквозящее, различающее через слой физической
действительности другие, иноматериальные или духовные слои. Такоемировосприятие будет далеко от нарочитого оптимизма, боящегося нарушить
собственную безмятежность вниманием к тёмным и трагическим сторонам бытия.
Творцы этого искусства не станут избегать созерцания горестной и страшной изнанки
мира. Они сочли бы за малодушие жажду забыть о кровавом пути истории, о
реальности грозных, инфрафизических слоёв Шаданакара, об их беспощадных
законах, удерживающих в узах нечеловеческих мук неисчислимые сонмища
несчастных, и о тех наистрашнейших срывах общечеловеческого духа, которые
подготавливаются силами Противобога и осуществятся в истории почти неизбежно,
когда исчерпает своё поступательное движение золотой век. Но высокая степень
осознания не воспрепятствует их любви к миру, к земле, не уменьшит их радостей,
порождаемых природой, культурой, творчеством, общественным служением, любовью,
дружбой, — напротив! Разве сознание скрытых опасностей, грозящих тому, кого
любишь, ослабляет жар любви? Будут чудесныесоздания ещё небывалой полноты жизнеутверждения, чистоты и веселия. В руслах
всех искусств — тех, которые уже есть, и тех, которые возникнут, — появятся
искрящиеся, как водяные брызги в солнечных лучах, произведения творцов будущего
о любви, более многосторонней, чем наша, о молодости, о радостях домашнего
очага и общественной деятельности, о расширении человеческого сознания, о
раздвижении границ восприятия, о стихиалях, подружившихся с людьми, о
вседневной близости невидимых ещё теперь друзей нашего сердца, да и малоли о чём, что будет волновать людей тех эпох и чего мы не в состоянии себе
представить.
Мне кажется, такое искусство, мужественноесвоим бесстрашием и женственное своим любвеобилием, мудрое сочетание радости и
нежности к людям и к миру с зорким познаванием его тёмных глубин, можно было бы
назвать сквозящим реализмом или метареализмом.И следует ли говорить, что не непременно нужно произведению искусства быть
образцом сквозящего реализма, чтобы люди, причастные духу Розы Мира, сумели ему
радоваться и восхищаться? Они будут радоватьсявсему, что отмечено талантом и хотя бы одной из этих особенностей: чувством
прекрасного, широтою охвата, глубиною замысла, зоркостью глаза, чистотой
сердца, веселием души.
Наступит время, когда этический и эстетический уровень общества и самихдеятелей искусств станет таков, что отпадёт всякая надобность в каких-либо
ограничениях, и свобода искусств, литературы, философии и науки станет полной.Но между тем моментом, когда Роза Мира примет контроль над государствами, и
эпохой этого идеального уровня пройдёт несколько десятилетий. Не из мудрости, а
из юношеской незрелости могла бы возникнуть мысль, будто общество уже достигло
тех высот развития, когда абсолютная свобода не может породить роковых,
непоправимых злоупотреблений. Вначале придётсявручить местным филиалам Всемирного Художественного Совета, кроме других, более
отрадных функций, также и этот единственный контроль, через который будет проходить художественное произведениеперед его обнародованием. Это будет — если не обидится читатель на шутку — лебединой
песнью цензуры. Сначала,когда национальные антагонизмы и расовые предрассудки ещё не будут изжиты, а
агрессивные организации будут ещё играть на этих предрассудках, придётся налагать запрет на любую пропаганду вражды между теми или иными группаминаселения. Позднее контроль ещё будет сохраняться над книгами и учебнымипособиями, популяризирующими научные и философские идеи, в томединственном, однако, направлении, чтобы они не оказались неполноценными,
легковесными или искажающими объективные факты, — не вводили бынеквалифицированного читателя в заблуждение. Над художественнымипроизведениями ещё удержится, мне кажется, контроль, требующий от них некоторой минимальной суммы художественныхдостоинств, оберегающий книжный рынок отнаводнения безвкусицей, эстетически безграмотной макулатурой. И, наконец, дольше всего удержится, вероятно,безусловный запрет, наложенный на порнографию. С отменой жекаждого из этих ограничений его будет заменять другое мероприятие: после выхода
в свет недоброкачественного произведенияВсемирный Художественный Совет или Всемирный Учёный Совет опубликует своёавторитетное о нём суждение. Этого будет достаточно. Разумеется, не так-толегко будет выработать такую систему заполнения кресел в этих Советах, которая
гарантировала бы все области культуры отвмешательства в руководящую ими деятельность людей с узкопартийными или
узкошкольными взглядами, нетерпимых сторонников какого-либо одного
художественного течения или философской концепции, либо наконец, защитников
творческих интересов какой-нибудь ограниченной группы, нации или поколения.Мне не думается, однако, что в психологической атмосфере Розы Мира подобная
система не могла бы быть выработана.
Если не вдаваться сейчас в разграничениепонятий культуры и цивилизации, то можно сказать, что культура есть не что иное, как общий объём творчествачеловечества. Если же творчество — высшая, драгоценнейшая и священнейшаяспособность человека, проявление им божественной прерогативы его духа, то нет
на земле и не может быть ничего драгоценнее и священнее культуры, и тем
драгоценнее, чем духовнее данный культурный слой, данная культурная область,
данное творение. Культура общечеловеческая ещё только возникает; до сих пор мы видели в качестве совершеннооформившихся феноменов лишь культуры отдельных сверхнародов — то есть таких
групп наций, которые объединены между собой именно совместно созидаемою,
своеобразною культурой. Но каждая из таких культур отнюдь неисчерпывается тою своей сферой, которая пребывает, развиваясь, в нашем трёхмерном
пространстве. Те, кто эту культуру созидали здесь, продолжают своё творчество и
в посмертии — творчество, изменённое, конечно, сообразно иным условиям того
мира или тех миров, через которые проходит теперь душа человека-творца.
Возникает представление о миллионных содружествах подобных душ, о небесных
странах и градах над каждым из сверхнародов мира и об Аримойе— ныне возникающей небесной стране культуры общечеловеческой.
Подобныйпринцип отношения к культуре нов и необычен. Мы вправе были бы даже заметить,
что при дальнейшем углублении и детализации он перерастёт в обширную
мифологему, если бы только под словом "миф" мы не привыкли понимать
нечто, не имеющее под собой никакой реальности. Здесь же как раз напротив: речь
идёт о реальности колоссальных масштабов, которая отражается сниженно и
замутнённо, но всё же отражается, в подобной мифологеме.
Атмосфера Розы Мира и её учения создадутпредпосылки к тому, чтобы эта мифологема о культуре стала достоянием каждого
ума. И пусть во всей её эзотерической сложности её сможет охватить лишь
ограниченное число сознаний; дух этой концепции, а не буква её постепенно
сделается доступен почти для всех. И если вдуматься в те психологические
перспективы, которые сулит овладение подобной концепцией со стороны масс, то
перестанет казаться несбыточной и надежда на создание системы мероприятий,
гарантирующей все области культуры от вмешательства людей, не имеющих на
руководство этими областями никаких внутренних прав.
ххххххххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 12:02 | Сообщение # 14 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 6)
ГЛАВА3. ОТНОШЕНИЕ К РЕЛИГИЯМ
Как
часто употребляем мы слово "истина" и как редко пытаемся определить
это понятие.
Не смутимся же, однако, тем, что
повторяем, в сущности, вопрос Пилата, и попытаемся в меру наших сил разобраться
в этом понятии.
Истинными называем мы ту теорию или то учение, которые, на наш взгляд,выражают неискажённое представлениео каком-либо объекте познания. В точном смысле слова истина есть неискажённое отражение какого-либообъекта познания в нашем уме. И сколько существует на свете объектовпознания, столько же может существовать истин.
Но объекты познания познаваемы от нас, а
не из себя. Следовательно, истина о любом объекте познания, познанном отнас, должна быть признана истиной относительной.Истина же абсолютная есть отражение такого объекта познания, который каким-либо
субъектом познан "в себе". Такое познание принципиально возможно лишь
тогда, когда противостояние объекта и субъекта снято; когда субъект познания отождествляется с объектом.
Абсолютная истина универсальная есть неискажённое отражение в чьём-тосознании Большой Вселенной, познанной "в себе". Абсолютныеистины частные суть неискажённые отражения какой-либо части Вселенной — части,
познанной "в себе".
Естественно, что Абсолютная истина Большой Вселенной может возникнуть лишьв сознании соизмеримого ей субъекта познания, субъекта всеведущего,способного отождествиться с объектом, способного познавать вещи не только
"от себя", но и "в себе". Такого субъекта познания именуют Абсолютом, Богом,Солнцем Мира.
Бог "в Себе", как Объект
познания, познаваем только Собою. Его Абсолютная истина, как и Абсолютная истина Вселенной, доступнатолько Ему.
Ясно, что любая частная истина, сколь бы мал ни был объект познания, длянас доступна только в её относительномварианте. Такой агностицизм, однако, не должен быть понят какбезусловный: при конечном совпадении любого частного субъекта познания, любой
монады с Субъектом Абсолютным, для неё становится возможно познание не только
"от себя", но и "в себе". Таким образом, правомерен не
безусловный, а только стадиальный агностицизм.
У частных истин быть может несколькоили много вариантов — личных, индивидуальных разновидностей одной частнойотносительной истины. При этом объекты познания малых (сравнительно ссубъектом) масштабов отразятся в сознании ряда родственных субъектов почти или
полностью идентично: именнородственность многих субъектов между собой обусловливает то, что родственны и
их личные варианты той или иной истины. Если бы это было не так, людибыли бы лишены возможности понять друг друга в чём бы то ни было. Но чембольше объект познания сравнительно с субъектом, тем больше вызываемых им
вариантов. Относительнаяистина Вселенной и относительная истина Божества порождают столько же личных
вариантов, сколько имеется воспринимающих субъектов.
Ясно, стало быть, что все наши "истины" суть, строго говоря, лишьприближения к истинам. И чем мельче объект познания, тем лучше онможет быть охвачен нашим познанием, тем уже разрыв между его абсолютной истиной
и нашей относительной истиной о нём. Впрочем, в соотношении масштабов субъекта
и объекта имеется граница, ниже которой разрыв между абсолютной и относительной
истиной вновь начинает возрастать: например, разрыв между абсолютной истиной
какой-нибудь элементарной частицы и нашей относительной истиной о ней
чрезвычайно велик. Между же Абсолютной истиной Вселенной, Абсолютной истиной
Божества — и нашими относительными истинами о них разрыв велик необъятно.
Я высказываю мысли, которые после Канта
должны, казалось бы, быть общеизвестными и общепринятыми. Однако, если бы они
были усвоены каждым религиозно чувствующим и религиозно мыслящим человеком,
ничьи претензии на личное или коллективное познание Абсолютной истины, ничьи претензии на абсолютнуюистинность какой-либо теории или учения не могли бы иметь места.
Как показано выше, Абсолютная истина есть достояние толькоВсеведущего Субъекта. Если бы такой истиной обладал какой-нибудьчеловеческий субъект, например коллективное сознание конкретно-исторической
церкви, это обнаруживалось бы объективно в безусловном всеведении этого
коллективного сознания. И тотфакт, что таким всеведением необладают ни один человеческий коллектив и ни одна личность, лишний разпоказывает беспочвенность претензий какого бы то ни было учения на абсолютную
истинность. Если бы представители РозыМира вздумали когда-нибудь претендовать на абсолютную истинность её учения, это
было бы так же беспочвенно и нелепо.
Но столь же беспочвенно и нелепоутверждение, будто бы все учения или какое-либо одно учение ложно. Совершенно ложных учений нет и неможет быть. Если бы появилось мнение,лишённое даже крупицы истинности, оно не могло бы стать учением, то есть
переданной кому-то суммой представлений. Оно осталось бы собственностью того,
кто произвёл его на свет, что и случается, например, с философическими или
псевдонаучными построениями некоторых душевнобольных. Ложными, встрогом смысле слова, могут быть только отдельные частные утверждения,которым способен придавать иллюзию истинности заёмный свет от частноистинных
тезисов, соседствующих с ним в общей системе. Однако имеется известное соотношение количества и весомостичастноистинных и ложных тезисов, при котором сумма ложных начинает обесценивать
крупицы истины, в данном учения заключённые. Далее следуют учения, в которых ложные утверждения не толькообесценивают элемент истинного, но переводят всю систему в категорию
отрицательных духовных величин. Подобные учения принято именовать учениями
"левой руки". Будущее учение Противобога, которым, по-видимому,ознаменуется предпоследний этап всемирной истории, построится таким образом,
что при минимальном весе частноистинного элемента свет от него будет придавать
вид истинности максимуму ложных утверждений. Этим и обусловится то
обстоятельство, что это учение будет запутывать человеческое сознание в тенётах
лжи прочнее и безвыходнее, чем какое бы то ни было другое.
Религии, к разряду учений "левой
руки" не относящиеся, разнствуют между собой не в силу истинности одной из
них и ложности остальных, а по двум совершенно другим координатам. А именно:
во-первых — в силу различных ступеней своего восхождения к абсолютнойистине, то есть сообразно убыванию в них субъективного, эпохальногоэлемента. Это стадиальное различие можно условно назвать различием повертикали;
во-вторых — они разнствуют между собой в
силу того, что они говорят оразном, отражают различные ряды объектов познания. Этот род различий — различийсегментарных — можно условно назвать различиями по горизонтали.
Оба вида различий не следует ни на минуту
упускать из виду при рассмотрении вопроса об отношении Розы Мира к другим
религиям.
В развитии науки мы наблюдаем непрерывный процесс накопленияотносительных частных истин и их совершенствование, уточнение. На очередной
стадии отвергаются обычно не ряды накопленных ранее фактов, а лишь ихустаревшее толкование. Случаи, когда старый ряд фактов ставился подсомнение и отвергался, как это произошло, например, с алхимией, — сравнительно
редки. Но в истории религий господствуют, к сожалению,иные обычаи. Вместо преемственно сменяющих друг друга осмыслений неподвергающихся сомнению духовных фактов, мывидим чаще всего, как на очередной стадии религиозного развития отвергаются
значительные ряды ранее постигнутых относительных, частных истин, а свой, новый
ряд их, со включением некоторого числа старых, выдаётся за абсолютное. Это
наблюдение особенно справедливо по отношению к смене так называемых языческих
религий системами монотеизма.
Ясно, чтосохранение нами подобных обычаев в условиях расширяющегося кругозора XX
столетия привело бы нас, самое большее, к созданию ещё одной секты.Привнесение в религию научнойметодики было бы, конечно, грубой ошибкой, столь же незаконной, как перенесение
методов искусства на область науки. Ноперенять доброе обыкновение учёных — не отвергать, а переосмыслять ряды
накопленных ранее относительных истин — давно пора.
Из сказанного вытекает, что никакие учения, кроме учений "левой руки", распознаваемых,прежде всего, по их душевно растлевающему воздействию, не могут быть отвергнуты полностью.Они должны быть признаны недостаточными,обременёнными субъективно-человеческими привнесениями: эпохальными, классовыми,
расовыми, индивидуальными. Однако зерно относительной истинности, зерно познания "от нас"той или другой области трансфизического мира имеется в каждой из религий,и каждая такая истина драгоценна для всегочеловечества. Естественно при этом, что объём истинности систем,сложившихся в итоге опыта множества индивидуумов, как правило, больше объёмаистинности систем, распространённых только у небольших групп. Исключение могут составлять молодые системы,восходящие, быть может, к широкому распространению, но, в силу естественного
хода вещей, сперва минующие стадию келейного или ограниченно группового
существования.
Подобные широко распространённые системы
называются в данной концепции — как это будет подробно разъяснено несколько
ниже — мифами. За мифами всегда стоит та или иная трансфизическаяреальность, но она не может быть неискажённой и не запутанной привнесением в миф множества "человеческого,
слишком человеческого". Методика высвобождения трансфизическогозерна мифов из их человеческой шелухи вряд ли может быть, во всяком случае
теперь, строго и точно сформулирована. Пока не удалось ещё выработатьнеобходимый для этого механизм критериев, которого в любом случае было бы
достаточно. Да и сомнительно, разрешима ли подобная сложнейшая мистическаязадача при помощи одного рацио. Можно, правда, построить, исходя из телеологии
истории, определённую классификацию религий, которая позволила бы выделить
религии высокоразвитые в особую группу, и убедиться, что есть тезисы, утверждаемые всей этойгруппой религий, хотя и с различной степенью чистоты и силы. К их числупринадлежат: тезис о единстве Бога, омножественности различных духовных иерархий, о множественности разнозначных
миров, о бесконечной множественности становящихся монад, а также о
существовании некоего общего нравственного закона, который характеризуется
посю- или потусторонними воздаяниями за совершённое человеком в жизни. Во всём же остальном, и даже вистолковании только что перечисленных общих тезисов, мифы либо противоречат
один другому, либо говорят о разном.
Однако,если во многих случаях индивидуальность субъекта привносит в представления о
познаваемом нечто постороннее, сугубо человеческое, то, с другойстороны, столь же многочисленны случаи, когдакакая-либо духовная истина может быть воспринята только определённым складом
познающего сознания. Индивидуальность оказывается фактором, не замутняющим
познание, но, наоборот, делающим его реально возможным. Телеологическийпроцесс в религиозной истории человечества заключался отчасти именно в том,
чтобы воздействием исторических и биографических факторов отшлифовать сознание
отдельной личности, народа, расы, эпохи таким образом, чтобы сделать его способным к восприятию данных истин, даннойтрансфизической реальности. Другим же индивидуальностям, народам, расам,эпохам такое, отшлифованное определённым образом сознание и его религиозный
опыт могли казаться странными, искажёнными либо незрелыми, чреватыми всякого
рода аберрациями.
Из сотен возможных примеров я возьму пока
один, но чрезвычайно яркий: идеюперевоплощений. Глубоко присущая индуизму и буддизму,имеющаяся в эзотерическом иудаизме (Каббала), идея эта отвергается ортодоксальным христианством и исламом.Следует ли, однако, думать на основании этой "невсеобщности" идеи,
что она представляет собою расовую или стадиально-культурную аберрацию
индийского сознания? Дело в том, что присогласовании тезисов различных религий надлежит, прежде всего, научиться
отсеивать главное от второстепенного, общее от частного."Общее", главное любого тезиса заключается в семени идеи, проявляющем
чрезвычайную устойчивость в веках: брошенное в почву различных культурных сред,
оно даёт различные побеги — различные варианты данного тезиса. Если
телеологическая направленность вообще имеется в истории, то, конечно,
направленность эта должна сказаться прежде всего в бытии именно таких
устойчивых духовных семян — в широко распространённых, исповедуемых миллионами
сознаний основах идеи.
Семя идеи перевоплощений состоит в учении о некоем "Я",совершающем своё космическое становление или известный отрезок его поступеням последовательных существований в нашем физическом мире. Всё остальное, как-то: духовно-материальная природаи структура перевоплощающегося, та или иная зависимость перевоплощений от
закона кармы, распространение принципа перевоплощений также на мир животных или
отрицание такого распространения, — всё это лишь варианты, разновидности
основной идеи. И понятно, что в этих вариантах и деталях можно больше и чаще
столкнуться с подлинными аберрациями, чем в её семени, для восприятиякоторого народом индийским телеологические силы работали много веков, затратив
неимоверный труд на ослабление у многих его представителей средостения между
дневным сознанием и глубинной памятью — хранилищем воспоминаний о путях души до
момента её последнего воплощения. Ошибочностьрелигиозных догматов заключается, по большей части, не в их содержании, а в
претензиях на то, что утверждаемый догматом закон имеет всеобщее,
универсальное, космическое значение, а утверждаемый догматом факт должен
исповедоваться всем человечеством, ибо без этого будто бы нет спасения. Всёизложенное приводит нас к признанию подлинности того духовного опыта, который
отлился в идею перевоплощений: да,такой путь становления имеет место; ничего принципиально неприемлемого для
христианства или ислама в существе этой идеи нет, кроме, разве, того,что об идее перевоплощений до нас не дошло никаких высказываний основателей
христианства и ислама (что, впрочем, само по себе ничего не доказывает, так как
в Евангелие и Коран попало, как известно, далеко не всё, что они говорили). Но решительно не из чего не следует, что путьперевоплощений будто бы есть единственно возможный, единственно реальный путь
становления индивидуального духа. Отшлифованное в таком направлении,чтобы постигнуть этот тип пути, сознание индийского народа, как часто в
подобных случаях бывает, абсолютизировало своё открытие, стало глухо к
восприятию других типов пути становления. С еврейским и арабским народами
произошло то же самое, но под противоположным знаком: восприняв истину о другом
пути становления, при котором воплощение в физическом слое совершается лишь
один раз, сознание этих народов столь же неправомерно абсолютизировало этот
второй тип пути. Этому способствует и то, что в различных метакультурах
человечества может вообще преобладать тот или другой тип. В результате возникломежду двумя группами мировых религий разногласие, кажущееся неразрешимым. Вдействительности же, обе эти антагонистические идеи истинны в своей основе, фиксируя два из возможных типов пути, и дляснятия этого "противоречия" не требуется ничего, кроме отказа каждой
из сторон от претензий на универсальную исключительность своей идеи.
Итак, одна из исторических причин
непримиримых якобы противоречий между религиями заключается в неправомерной
абсолютизации какого-либо тезиса.
А вот и другая причина.
Одним из основных догматов христианства
является, как известно, учение о Троичности Божества. Основатель ислама отверг
этот догмат, заподозрив в нём реминисценцию многобожия, а главное — потому, что
его собственный духовный опыт не заключал в себе положительного указания на
подобную истину. Но вряд ли стоит в XX веке повторять аргументацию христианских
богословов, в своё время доказывавших и объяснявших коренное различие между
догматом Троичности и многобожием: это настолько элементарно, что, надо
полагать, теперь и среди магометанских мыслителей не найдётся таких, которые,
разбираясь в вопросах христианского вероучения, стали бы настаивать на этом
ошибочном утверждении. Что же касается второго аргумента — того, что духовный
опыт Мухаммеда не содержал подтверждения Троичности, — то он несостоятелен
логически. Ничей вообщеопыт не может содержать подтверждений всех истинных идей, возникших ранее, в
ходе коллективного человеческого богопознания и миропознания. Всякий личный опыт ограничен;только премудрость Всеведающего охватывает всю сумму истин "в себе".
Поэтому то обстоятельство, что Мухаммед не пережил своим духовным опытом
ничего, подтверждающего тезис Троичности, само по себе никак не должно служить
аргументом для опровержения этой идеи, даже в глазах ортодоксальных мусульман.
Вместо формулы "Пророк, познав совершенное единство Божие, убедился в
ложности учения о Троице", следует, по справедливости, формулировать так:
"Пророк, познав совершенное единство Божие, не получил, однако, указаний
на Троичность Единого". Вполне естественно, что христианское вероучение не
только не имеет никаких возражений против мусульманского учения о Единстве, но
полностью с ним совпадает. Оно лишь дополняет этот тезис той идеей, которая
одною своей устойчивостью две тысячи лет и своей распространённостью на
миллиарды сознаний указывает на истинность своей основы. К чему же сводится
противоречие между этими двумя главными догматами двух религий? Разве не к
произвольному и неправомерному отрицанию одною из них того, о чём в её
собственном положительном опыте нет никаких данных?
Теперь мы видим вторую историческую ипсихологическую причину укоренившихся разногласий между вероучениями:
неправомерное отрицание чужого утверждения только на том основании, что мы не
располагаем положительными данными по этому вопросу.
К сожалению, разногласиям,
основанным исключительно на этой логической и гносеологической несообразности,
нет числа. Привлечём к рассмотрению ещё один случай, известный каждому: ислам (суннизм) и протестантизм отрицаютправомерность культа святых; почти всеостальные религии его принимают и, в той или иной форме, осуществляют.Возражения против этого культа сводятся к тому, что человек не нуждается нив каких посредниках между собой и Божеством и что духовные почести имолитвы, будучи возносимы не к Богу, а к тем, кто были людьми, — греховны, ибо
ведут к обожествлению человека. Но что, собственно, значит эта знаменитаяформула: "Человек не нуждается в посредниках"? Если в них не нуждается тот, кто эту мысльпровозглашает, то откуда у него право говорить за других, даже за всё
человечество? Кто его уполномочивал? Ужне те ли миллиарды людей, которые во всех почти странах, во всех почти религиях
ощущали живую вседневную потребность в таких посредниках, что и сделало
существование культа святых психологически возможным? Если мы, не испытывая потребности в чём-либо (естьлюди, не испытывающие потребности, например, в музыке), станем негодовать на
всех, эту потребность испытывающих, как на глупых выдумщиков, корыстных лжецов
или тёмных невежд, что мы докажем этим, кроме собственного невежества? Второйдовод — неправомерность воздавания божеских почестей и молитв тем, кто были
людьми. Но почестейбожеских (в монотеистическом смысле) им и не воздают, никто их не приравнивает
к Богу: мысль совершенно абсурдная, а для людей, выросших в христианскихстранах, непростительно невежественная. Правда, виндуизме имеется идея аватар — воплощений Вишну в человеческом облике; ното — аватары, а вовсе не святые. Передсвятыми преклоняются именно как перед людьми, сумевшими преодолеть своёчеловеческое, либо как перед осуществителями воли Божией, посланцамимира горнего. Протестантизм отрицаетпонятие святости вообще. Но здесь обнаруживается скорее спор очастностях, чем о существе дела: ведь, отвергая аскетический монашеский идеал,
Лютер и Кальвин не умаляли значения мирской праведности, хотя и понимали её, с
одной стороны, шире, чем католицизм, а с другой — несколько сниженно: отрицался Узкий Путь как таковой. Мухаммед,умирая, запретил своим последователям обращаться к его духу молитвенно. Это
показывает чистоту и искренность его помыслов, но противоречит основам
религиозно-нравственного миропредставления вообще. Ведь если праведность, как высшая самоотдача себя человечеству во имяБожие, есть безупречное и бескорыстное Ему служение (а если понимать
праведность так, то смешно отрицать, что она существует на свете, встречается,
хотя и редко, в жизни), — если так, то нельзя представить себе праведную душу,
после кончины успокоившуюся в бездеятельном блаженстве. Всеми силамисвоей души, в том числе и такими, которые раскрываются только после смерти, праведник будет осуществлять помощь живущим инижестоящим в их восходящем движении. Этотак же естественно, как помощь взрослого ребёнку, и столь же мало,как эта помощь, умаляет или уничижает тех, на кого направлена. Вряд ли это
могло быть неизвестно пророку Мухаммеду. Надо полагать, что некоторые
крайности, излишества в культе святых, которые он наблюдал у христиан, побудили
его запретить своим последователям какие бы то ни было установления этого рода.
Возможно, он полагал, что этот запрет уравновешивается тем обстоятельством,что усопшие праведники не обязательно нуждаются в напоминании со стороны
молящихся, чтобы оказывать им невидимую помощь. Так или иначе, решительновсякое учение, утверждающее истину духовного бессмертия и высокий нравственный
закон, только вопреки логике и собственным принципам может полагать, будто дух
праведника в его посмертии относится к ныне живущим бездеятельно и безучастно.
Отрицание культа святых, или лучше сказать, праведных, логично только с одной
точки зрения: материалистической. Но, с другой стороны, абсолютизирование
культа святых как общеобязательного неправомерно в такой же степени. Бывают длительные этапы в пути души, даже в путицелого народа, когда им действительно не нужны никакие "посредники"; когда душа, сознательно или неосознанно, чувствует,что укрепление её самостоятельности, силы, свободы, духовной воли исключает
возможность обращения за помощью к кому-либо, кроме Самого Бога. Накаком же основании и по какому праву будем мы навязывать такой личности участие
в культе святых?
ххххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 12:04 | Сообщение # 15 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 7)
Значительнобольшую сложность являет основное противоречие между христианством и другими
религиями: утверждение божественности ИисусаХриста, как догмат, почитание Его за воплощение одной из ипостасейТроицы. Всем известно, что остальные религиилибо соглашаются на признание Иисуса пророком в ряду других пророков, либоигнорируют Его, иногда даже энергично отрицая Его провиденциальную миссию.Христианство же, со своей стороны, опираясь на слова своего Основателя о том,
что никто не приходит к Отцу иначе, как через Сына, отрицает возможность спасения для всех не-христиан.
Представляется, однако, что много
недоумений и грубых снижений идей мы избегнем, если во все речения Христа, до
нас дошедшие, будем вникать, задавая себе вопрос: говорил ли в данном случаеИисус как личность, как конкретное историческое лицо, прожившее в такой-тостране от такой-то до такой-то даты, или жеЕго разумом и устами трансформируется в человеческие слова голос Бога, который
Он слышит в себе. Каждое речение Христа требует рассмотрения именно подтаким углом: говорит ли Он в данном случае как Вестник истин духовного мира или
же как человек. Ибо нельзяпредставить, чтобы Иисус во все мгновения своей жизни говорил только как
Вестник и никогда — просто как человек. Вряд ли подлежит сомнению, что вЕго скорбном восклицании на кресте "Отче, Отче, вскую Меня покинул?"
запечатлена мука одной из тех минут, когда он, Иисус, человек, переживал
трагедию оставленности, трагедию прерыва связи своего человеческого
"я" с Божественным Духом; а в учении Его, изложенном на Тайной
вечере, всё время слышится, как за местоимением первого лица предполагается
Бог-Сын, Мировой Логос. Такому разделению речей Христа на две группы следуетподвергнуть все слова Его, сохранённые Евангелием. Совершенно очевидно втаком случае, что и слова Его о том, что никто не приходит к Отцу иначе, как
через Сына, следует понимать не в томсниженном, суженном, оплотненном и безжалостном смысле, что не спасется будто
бы ни одна душа человеческая, кроме христиан, а в том величественном,истинно духовном, космическом смысле, что всякаямонада, восполнившая себя до конца, погружается в глубины Бога-Сына, Сердца и
Демиурга вселенной, и только через этот всезавершающий акт возвращается к
своему истоку, к Богу-Отцу, непостижимо отождествляясь Ему и Всей Пресвятой
Троице.
Один из виднейших деятелей
религиозно-философской индийской общины Брахмо Самадж, Кешуб Чандер-Сен,
высказал весьма глубокую мысль: он сказал, что мудрость индуистов, кротость
буддистов, мужество магометан — всё это от Христа. Очевидно, под этим именемон понимал в данном случае, конечно, не историческую личность Иисуса, а Логос,Себя в Иисусе Христе выразивший преимущественно, но не исключительно. В этой идее нащупывается, на мой взгляд, путь ктакому углу зрения, на котором могут прийти к взаимопониманию христиане и
многие течения восточной религиозности.
Думается также, что некоторые выражения, укоренившиеся в христианскомбогословии, почти механически повторяемые нами и как раз являющиесянеприемлемыми для других верований, нуждаются в пересмотре и уточнении.Как понимать, например, слово "вочеловечение" в применении к Иисусу
Христу? Неужели мы и теперь представляем себетак, что Логос вселенной облёксясоставом данной человеческой плоти? Можем ли мы сделать допущение, чтопутём телеологической подготовки из поколения в поколение был создан, так
сказать, телесный инструмент, индивидуальныйфизический организм, человеческий мозг, способный вместить Разум вселенной? Если так,то ведь надо полагать, что Иисус уже при жизни обладал всеведением, что не согласуется даже с фактами евангельской историии с Его собственными словами. Не нестерпима ли для нас эта диспропорциямасштабов: сближение категорий космических в самом предельном смысле с
категориями локально-планетарными, узкочеловеческими? И нестерпима не потому,
что она превышает границы нашего разумения, а, наоборот, потому, что в ней слишком очевиден продукт мышления наопределённой, давно минованной культурной стадии, когда вселенная
представлялась в миллиарды раз миниатюрнее, чем она есть на самом деле,когда казалось реально возможным падение на землю твёрдого небесного свода и
жуткий град из звёзд, сорвавшихся с крюков, на которых они подвешены. Не точнее
ли было бы поэтому говорить не о вочеловеченииЛогоса в существе Иисуса Христа, а оЕго в Нём выражении при посредстве великой богорождённой монады, ставшей
Планетарным Логосом Земли? Мы именуем Христа Словом. Но ведь говорящий невоплощает, а именно выражает себя в слове; Бог не воплощается, а выражает Себя в Христе. Именно в этом смыслеХристос есть воистину Слово Божие. А если так, то отпадает ещё одно из
препятствий к соглашению христианства с некоторыми другими религиозными
течениями.
Я коснулся кратко только четырёх
межрелигиозных разногласий. Исключая одно последнее, проистекающее из спорности
и, может быть, недостаточной отчётливости формулировок, недостаточной
откристаллизованности идей, остальные основаны на несовпадении духовного опыта
великих визионеров, на том, что, при созерцании некоторых объектов с различных
точек Шаданакара, под различным духовным углом созерцатели видят данный объект в различных аспектах.Условно можно назвать такие разногласия противоречиямипо горизонтали, разумея под этим правомерность обеих точек зрения иих мнимую, а не истинную, противоречивость.
Ещё пример. С тех пор, как существуют
христианство и ислам, они продолжают боротьсяс тем, что они называют язычеством.С течением веков человечество прониклось идеейо непримиримости, несовместимостимонотеизма с многобожием, как своего рода аксиомой. Исследование того,почему и как это произошло, увело бы нас слишком в сторону. Существенно другое:
накаком основании религиисемитического корня, утверждающие бытие духовных иерархий и ещё в средние века
разработавшие до мелочей учение о них — ангелологию и демонологию, — ограничивают
многообразие этих иерархий теми немногими, которые были включены в эти
средневековые схемы? Имеется ли хоть тень последовательности в ихпринципиальном отказе всякому опыту о духовных иерархиях — в истинности?Решительно никаких оснований дляэтого, кроме опять-таки ссылок на молчание об этом Евангелия и Корана. Именно ввиду недостаточности оснований для огульногоотрицания церковь в первые века христианства не столько отрицала богов
олимпийского пантеона, сколько отождествляла их с демонами и бесами
семитических канонизированных текстов. При этом, вопреки очевидности,игнорировался характер этих божеств, какой восприняло политеистическое
духопознание, и им произвольно приписывалисьснижающие и опорочивающие черты либо же нарочито подчёркивался слишком
антропоморфный элемент, привнесённый в эти представления субъектом познания — политеистическим
человечеством и к тому времени сохранившийся уже только в их низших,
простонародных вариантах. Как будто признание истинности бытия иерархий природы, великих стихиалейили духов-народоводителей могло поколебать единство Бога — Творца изиждителя вселенной, истока и устья мирового потока жизни — больше,чем признание других Его прекрасных детей — ангелов и архангелов, а также тех
демонов, о которых трактовалось в канонизированных поучениях Библии!
К сожалению, этодревнее недоразумение не разъяснено до сих пор: от античногомногобожия давно ничего не осталось, ноожесточённая, узкая, лишённая всякой мудрости нетерпимость проявляется всякий
раз, когда христианским церквам или, по крайней мере, тем, кто говорит от их
имени, доводится высказывать своё суждение по вопросам индусских, китайских,
японских, тибетских систем. Столь же нетерпимы и две другие религии
семитического корня. Здесь налицотипичный случай разнствования религий по горизонтали: не противоречадруг другу по существу, не сталкиваясь друг с другом в необозримом духовном
космосе, христианство и индуизм, буддизм и ислам, иудейство и религия шинто
говорят о разном, о разных, так сказать, духовных странах, о разных сегментах
Шаданакара; ограниченность же человеческаятолкует это как противоречия и объявляет одно из учений истинным, а остальные —
ложными. — "Если Бог един, то другие боги суть, так сказать, самозванцы:
это — или бесы, или игра человеческого воображения". Какая детская мысль!Господь Бог един, но боговмного; начертание этого слова в русском языке то с большой, то смалой буквы достаточно ясно говорит о различиях содержания, вкладываемого в это
слово в обоих случаях. Если же повторение этого слова в различных смыслахпугает кого-нибудь, пусть он заменит его, говоря о политеизме, каким-нибудь
другим: "великие духи", "великие иерархии", но от этого
ничего не изменится, если не считать того, что употребление слова
"дух" может в ряде случаев повести к недоразумениям, ибо многие из этих богов суть не духи, а могучиесущества, обладающие материальной воплощённостью, хотя и в других,трансфизических слоях бытия.
Все эти основанные на
недоразумениях разногласия между религиями приводят на память одно сравнение,
когда-то встреченное мною в религиозной литературе, хотя я и не помню, где
именно: как если бы несколькопутешественников поднимались с разных сторон на одну и ту же гору, видели и
обследовали различные её склоны, а по возвращении заспорили бы о том, кто из
них видел реально существующее, а кто — причуды собственного воображения;
причём каждый рассуждал бы, что гора именно такова, каковой она оказалась с его
стороны, а свидетельства других путешественников о других её сторонах — лживы,
абсурдны и являют собой западню для душ человеческих. Таким образом,первый вывод, вытекающий из сопоставления междурелигиозных разногласий,
заключает в себе путь к устранению тех из них, которые основаны либо просто на
недоразумении, либо на несовпадении объектов религиозного познания в различных
рядах опыта, то есть противоречия "по горизонтали".
Выясняется,таким образом, ещё и следующее: решительнаянеобходимость учесть то, что не было учтено в эпоху формированиястаринных, так сказать, классических конфессий: опытпервобытного духопознания, а так же то, что не могло быть учтено тогдапо самому ходу вещей: опыт многовековойэволюции религий на всех континентах, опыт мировой истории и опыт науки.Материал этих рядов опыта учит нас подходить ко всем догматам и тезисам динамически, уметь понять всякий тезис как звенов цепи религиозно-исторического развития и уметь расслоить его на два, ато и на три пласта. Глубиннейший пласт есть основа идеи, содержащая относительную частную истину. Другой пласт есть специфическаяокраска, разработка, детализация идеи в той мере, в какой индивидуальный,
расовый или эпохальный аспект её оправдан, ибо именно такой и только такой
расовый или эпохальный склад души дал возможность этому народу вообще
воспринять эту идею. Самый же внешний,третий пласт — шелуха, аберрации,неизбежная муть человеческих сознаний, сквозь которую проникает свет
откровения. Следовательно, опыт всех стадий развития, в том числеполитеистической, анимистической и пр., должен быть освобождён от своего внешнего пласта, от шелухи, зановоосмыслен и включён в мировоззрение религии итога. Конечно, принцип такойработы здесь едва намечен, системы критериев нуждаются в огромной разработке,
да и вообще такой пересмотр "религиозного наследия" — задача
колоссальная, требующая совместного труда многих и многих; в настоящее время
для неё нет даже и кадров, не говоря о прочих необходимых условиях. Но если эта
задача велика, то чем скорее будет приступлено по крайней мере к
подготовительной работе, тем лучше. Не надо преуменьшать трудностей, но есть
все основания для надежд на то, что приусловии доброй воли, при энергии и инициативности руководящих лиц пропасти и
рвы, разделяющие ныне все религии, будут постепенно засыпаны, и хотя каждая из религий сохранитсвоеобразие и неповторимость, но некоторый духовный союз, некоторогорода уния сможет со временем объединить все учения "правой руки".
Известно, что многие японцы, исповедующие
христианство, остаются в то же время верными шинтоизму. Правоверного католика
или протестанта, да и православного тоже это коробит, он не может понять, как
это психологически возможно, и даже ощущает в этом явлении нечто как бы
кощунственное. Но безо всякого кощунства это возможно и даже совершенно
естественно потому, что опыт христианства и опыт шинтоизма различествуют погоризонтали: они — о разном. Шинтоизм естьнациональный миф. Это есть аспект мирового религиозного откровения, обращённый
к народу японскому и только к нему. Это — осмысление духовной, лучшесказать, трансфизической реальности, надстоящей над японским народом и только
над ним и проявлявшейся в его истории и культуре. В шинтоизме не найти ответов
на вопросы космического, планетарного или общечеловеческого характера: о Творце
мира, о происхождении зла и страдания, о путях космического становления. Он говорит только о метаистории Японии, о еёметакультуре, об иерархиях, ею народоводительствующих, и о небесном соборе
просветлённых душ, поднявшихся в высшие миры Шаданакара именно из Японии.Синкретизм японцев, то есть одновременное исповедание ими шинтоизма и
католичества, шинтоизма и буддизма, есть не психологический парадокс, а,
напротив, первый намёк на то, как должны дополнять гармонически друг другаопыты и истины различных религий.
Конечно, прежде чем станет осуществимой уния между христианством и другимирелигиями и культами "правой руки" — а это есть одна из исторических
задач Розы Мира, — естественно достичьвоссоединения христианских церквей: подготовку такого воссоединения,богословскую, философскую, психологическую, культурную и организационную, Роза
Мира будет проводить с неослабевающим воодушевлением. Пока воссоединения
христианства не произошло, пока Восьмой вселенский собор (или несколько
последовательных соборов) не рассмотрят весь объём старой догматики и невнесут в него ряд тезисов, основанных на духовном опыте последней тысячи лет,пока они не санкционируют наивысшим авторитетом воссоединённого христианства
тезисы учения Розы Мира, до тех пор эти тезисы могут, конечно, исповедоваться,
утверждаться, проповедоваться, но не должны быть отлиты в замкнутые,
завершённые, безусловные формы, рекомендуемые к исповеданию всем христианам.
В этомвоссоединении христианских конфессий и в дальнейшей унии всех религий Света
ради общего сосредоточения всех сил на совершенствовании человечества и на
одухотворении природы Роза Мира видит свою надрелигиозность и
интеррелигиозность.
Религиозная исключительность её
последователям не только чужда — она для них невозможна. Со-верчеству со всеми
народами в их наивысших идеалах — вот чему учит её мудрость.
Строение Розы Мира предполагает поэтомуряд концентрических кругов. Почитаться пребывающими вне всеобщей церкви недолжны последователи никакой религии "правой руки"; те же из них, кто ещё не достиг сознаниянадрелигиозного единства, занимают внешниеиз этих кругов. Средние кругиохватывают менее деятельных, менее творческих из числа последователей Розы
Мира; внутренние же — тех, кто смысл своего существования положил всознательном и свободном богосотворчестве.
Пусть христианин вступает в буддийский
храм с трепетом и благоговением: тысячи лет народы Востока, отделённые от
очагов христианства пустынями и горными громадами, постигали через мудрость
своих учителей истину о других краях мирагорнего. Сквозь дым курений здесь мерцают изваяния высоких владык иных миров и великих вестников, обэтих мирах говоривших людям. Мирам этим не соприкоснулся западныйчеловек; пусть же обогатятся его разум и душа хранимым здесь знанием.
Пусть мусульманин входит в индуистский
храм с мирным, чистым и строгим чувством: не ложные боги взирают на него здесь,
но условные образы великих духов,которых поняли и страстно полюбили народы Индии и свидетельство о которых
следует принимать другим народам с радостью и доверием.
И пусть правоверный шинтоист не минует
неприметного здания синагоги с пренебрежением и равнодушием: здесь другой
великий народ, обогативший человечествоглубочайшими ценностями, оберегает свой опыт о таких истинах, которымидуховный мир открылся ему — и никому более.
Розу Мираможно сравнить с опрокинутым цветком, корникоторого — в небе, а лепестковая чаша— здесь, в человечестве, на земле. Её стебель— откровение, через него текут духовные соки, питающие и укрепляющие её
лепестки, — благоухающий хорал религий. Но, кроме лепестков, у неё есть сердцевина: это — её собственное учение.Учение это не есть механическое сочетание наиболее высоких тезисов различных
теософем прошлого: кроме нового отношения крелигиозному наследию, Роза Мира осуществляет новое отношение к природе, к
истории, к судьбам человеческих культур, к их задачам, к творчеству, к любви, к
путям космического восхождения, к последовательному просветлению Шаданакара.В иных случаях отношение это ново потому, что хотя отдельные деятели прошлого
говорили о нём, но религией, но церковью оно принимается и исповедуется
впервые. В других случаях отношение Розы Мира оказывается новым в
безотносительном смысле, потому что его ещё не высказывал никто никогда. Это
новое отношение вытекает из нового духовного опыта, без которого, вместо Розы
Мира, был бы возможен только рассудочный и бесплодный религиозный эклектизм.
Но прежде чем перейти к
содержанию этого духовного опыта, к основам этого учения, предстоит уяснить, на
каких путях души этот опыт приобретается и какими методами можем мы облегчить
или ускорить для себя его приобретение.
ххххххххххх
|
| |
| |
