|
Даниил Андреев "Роза Мира"
|
|
| kualspb_2013 | Дата: Суббота, 08.02.2020, 20:51 | Сообщение # 6 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _005 (продолжение 1)
Поэт, философ, пророк
Жизненная нагрузка на психику Даниила Андреева, как мы видим, чрезмерна. Удивляет, как при такой судьбе он не сломался, не озлобился, сохранил светлые мотивы в стихах и надежду на лучшее будущее в прозе. Поражает также итог, который он подвёл своей жизненной одиссее в «Розе Мира»:
«Как могу я не преклоняться с благодарностью перед судьбой, приведшей меня на десятилетия в те условия, которые проклинаются почти всеми, их испытавшими, и которые были не вполне легки и для меня, но которые вместе с тем послужили могучим средством к приоткрытию духовных органов моего существа. Именно в тюрьме с её изоляцией от внешнего мира, с её неограниченным досугом, с её полутора тысячью ночей, проведённых мною в бодрствовании, лёжа на койке, среди спящих товарищей — именно в тюрьме для меня начался новый этап...». Как тут не вспомнить похожие на эту исповедь признания йогов Индии, которые, попав в тюрьму, благодарили Бога за возможность беспрепятственно заниматься йогой.
Содержательное метафизическое и «метакультурное» (термин Даниила Андреева) своеобразие «Розы Мира» сочетается с необычным словарём её, где наряду с уже встречаемыми в гностических источниках именами Лилит, Люцифера или терминами с явно санскритскими корнями, такими, например, как «брамфутары», можно встретить немало ранее никогда не попадавшихся в мистических текстах слов: «затомис», «уицраор», «жругры» и т. д. К счастью, вдумчивый современный читатель, знакомый с эзотерической литературой, подготовлен сегодня к спокойному восприятию метафизической информации Даниила Андреева. Согласно представлениям восточной эзотерики, тонкий мир существует. Считается, что он наполнен духами разных степеней, от жрецов Атлантиды и древнего Египта до развоплощённых инквизиторов и колдунов. Да, порой контактёры ловят слова исчезнувших языков или терминологию представителей иных цивилизаций. Можно, конечно, принять к сведению и согласиться с мнением церковных авторов, которые расценивают некоторые картины тонкого бытия, увиденные Даниилом Андреевым, как бесовские наваждения, но как понять тех учёных, которые объявляют все явления невидимого мира больным бредом? Тогда и психику Пушкина, узревшего одновременно «и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье», можно определить как ненормальную. Куда ближе к истине Алла Андреева, когда пишет:
«Даниил Андреев не только в стихах и поэмах, но и в прозаической “Розе Мира” — поэт, а не философ. Он поэт в древнем значении этого понятия, где мысль, слово, чувство, музыка... слиты в единое явление. Именно такому явлению древние культуры давали имя — поэт.
Весь строй его творчества образный, а не логический, всё его отношение к миру как к становящемуся мифу — поэзия, а не философия.
Возможны ли искажения при передаче человеческим языком образов иноматериальных, понятий незнакомого нам ряда? Я думаю, что не только возможны, но неминуемы. Человеческое сознание не может не вносить привычных понятий, логических выводов, даже простых личных пристрастий и антипатий. Но, мне кажется, читая Андреева, убеждаешься в его стремлении быть, насколько хватает дара, чистым передатчиком увиденного и услышанного.
Никакой “техники”, никакой “системы медитаций” у него не было. Единственным духовным упражнением была православная молитва, да ещё молитва “собственными словами”».
Во всём права Алла Андреева, только она здесь не договаривает, что в видениях мужа присутствуют не только искажения «логические», словесные, но и содержательные, Даниил Андреев очень часто видел то, что любой православный подвижник называет «прелестями», а буддист — проявлением «майи», или иллюзии. Тот и другой стремятся пройти «искажения» как можно быстрее и выйти в реальные, божественные слои инобытия, Даниил Андреев же по большей части застревал в областях тонкоматериальных. К чести писателя, сам он не настаивал на личной непогрешимости. В «Розе Мира» в главе о возможном приходе к власти на земле Князя Тьмы он пишет: «Многое воспринимаю я при помощи различных родов внутреннего зрения: и глазами фантазии, и зрением художественного творчества, и духовным предощущением. Кое-что вижу и тем зрением, которым предваряется долженствующее быть. Но всё, что я вижу впереди, — для меня желанное; и нередко я совершаю, может быть, незаметную подмену, принимая желаемое за объективно предназначенное к бытию. (Выделено мною. — Ю.К.)
Такая подмена не может иметь места, коль скоро взор направляется в дальнейшую тьму времён и различает там не желаемое и радующее, а ненавидимое и ужасающее».
Это признание самого автора «Розы Мира» даёт ключ к разгадке многих пассажей его незаурядной книги. Ни «желанные», ни «ненавидимые» картины будущего, увиденные внутренним зрением, не могут служить надёжной основой пророчества. Прежде чем православные старцы отваживались на метафизические суждения или на предсказания, они проходили длительную полосу «трезвения» — полного обуздания сферы эмоций. Кроме того, великие пророки прошлого, как правило, тщательно зашифровывали свои пророчества, одевали их в весьма туманную форму. Таковы «Откровение» апостола Иоанна, таковы центурии Нострадамуса. Причина не только в осторожности авторов пророчеств, не желавших направлять толпы верующих по обозначенной пророком мысленной колее. Причина иная. Будущее складывается из очень многих факторов, в том числе неизвестных ни одному пророку. Поэтому права народная мудрость: «Бабушка надвое сказала». Одни пророчества сбываются, другие — нет, даже у признанных религией авторитетов. Даниил Андреев к их числу не принадлежит.
Кстати, ясновидение Даниила Андреева было не просто фантазийно-поэтическим, но необыкновенно точным. Та же Алла Александровна вспоминала любимую игру, в которую она часто играла со своим мужем, когда она называла ему произвольно выбранный год в истории человечества, а он безошибочно описывал ей, что происходило в этот период в разных странах.
Но как нельзя человека с большим литературным даром, да ещё прошедшего мученический жизненный путь, ставить в один ряд с многочисленными современными контактёрами, так неправомерно противопоставление поэтического видения мира научно-философскому, что делает Алла Александровна. Метафизика Индии, столь ценимая во всём мире, поэтические гимны Ригведы относит к шрути — нетленному знанию, тогда как философскую Веданту только к смрити — знанию относительному, смертному. Поэтический мир того же Пушкина по онтологической глубине не уступает трудам самых выдающихся философов мира.
Нечто подобное можно утверждать о Данииле Андрееве. При всех его поэтических аберрациях, связанных с особенностями жизненного пути автора «Розы Мира», книга содержит замечательные по глубине прозрения, имеющие непосредственное отношение к нашей сегодняшней действительности.
Эпоха Князя мира сего в «Розе Мира»
Думаю, следует подробнее остановиться на этом разделе главной книги Даниила Андреева. И потому что пророческие мысли «Розы Мира» совпадают с христианскими. И потому что нынешнее развитие западной цивилизации, а также подключившейся к ней России подтверждает предвидения Даниила Андреева.
Эпоха Розы Мира, то есть всеобщего счастливого мироустройства нашей планеты, по мнению Андреева, наступит уже в XXI веке. «При благоприятном решении ряда исторических дилемм, — писал он, — она (Роза Мира) действительно водворит на земле условия Золотого века. Она упразднит государственное и общественное насилие. Она устранит какую бы то ни было эксплуатацию. Она ослабит хищное начало в человеке. Она смягчит нравы народов до той степени, на какую намекают нам вещие сны светлых мечтателей прошлого. Она откроет перед людьми пучины познания об иных мирах... Она поднимет некоторые виды животных до овладения речью и до разумно-творческого бытия. Неослабными предупреждениями о грядущем князе мрака она заранее вырвет из-под его духовной власти мириады тех, кто без такого предупреждения мог быть им обольщён и вовлёкся бы в колесо горчайшего искупления... Но остаётся несколько противоречий, которых не сможет разрешить и она (Роза Мира): их вообще нельзя разрешить до тех пор, пока человечество, как говорил Достоевский, не переменится физически... Главнейшие из этих противоречий психологически выражаются наличием в человеке импульса жажды власти и сложной, двойственной и противоречивой, структурой его сексуальной сферы».
Даниил Андреев весьма подробно живописует приход Антихриста: сползание мирового сообщества, с одной стороны, к разнузданной свободе, а с другой — к единоначалию человека, который такую свободу обеспечит. Антихрист, по словам Андреева, снимет последние запреты, ещё ограничивающие свободу слова, запрет нарушения норм общественного стыда и запрет кощунства. Он явится как философ, который обоснует необходимость полной моральной раскрепощённости под флагом свободы совести. Он явится в облике человека-чудотворца, производящего феномены, которые не снились ни одному факиру. Антихрист будет представлять, по представлениям Андреева, некую сверхчеловеческую комбинацию из Вольтера, Калигулы, Гитлера, Вольфа Мессинга и доброго десятка магов и факиров в одном лице.
Нет смысла пересказывать те мерзости, которые будут твориться при Антихристе, по описаниям Андреева, хотя бы потому, что экран телевизора уже сегодня показывает их с достаточной полнотой. А «борцы за права человека» и государственное законодательство многих европейских государств обнаруживают недвусмысленное тяготению к действительности, предсказанной Даниилом Андреевым. Здесь важны не те или иные подробности, а также указанные писателем временные координаты. Важен ход его размышлений. Он совпадает с предупреждениями Библии, Корана, Махабхараты, с мыслями Достоевского в «Великом Инквизиторе» и в «Бесах».
Отметим также, что любые негативные пророчества, даже если они содержатся в священных книгах, даются, по словам пророков, именно для того, чтобы мрачные прогнозы не сбылись или сбылись в максимально ослабленном виде. Человек не должен влечься по предсказанному пути, словно бык на верёвочке. Поэтому религиозные пророчества всегда окрашены в светлые тона. Это не убаюкивание человека сказками, но абсолютная уверенность всех религиозных пророков в конечной победе сил Добра над злом. Они знают все ловушки человеческого сознания и предупреждают о них, чтобы люди двигались по магистральной дороге духовного восхождения, а не по её закоулкам.
Даниил Андреев, конечно, не принадлежит к числу святых и пророков. Будучи тонко чувствующим мистиком, он уловил в пространстве недоступные рядовому человеку сигналы тревоги и озвучил их на страницах своей книги, отразив при этом в ее содержании существенные черты собственного психомира, сложившегося в условиях надломленной жизни. Отсюда тягостное впечатление, возникающее у читателя при чтении многих страниц «Розы Мира», тогда как Евангелие такого впечатления не оставляет.
С точки зрения религий все чудовища Шаданакара (нашего планетарного космоса, по терминологии Андреева), как и других миров Вселенной, описанных в «Розе Мира», — это иллюзия, фантомы, «нежить». Каждый человек видит их по-своему или совсем не видит. Все развитые религии мира говорят об иллюзорности наших представлений. А с точки зрения эзотерических учений Востока, с которыми у Андреева были принципиальные расхождения (об этом позже), ад и рай не столько плоды творчества Творца, сколько результат мысленно-чувственной деятельности его порождения — человечества. Как это понимать?
До появления человека на земле в том виде, в каком мы его знаем теперь, единственным творцом на земле был Тот, кто сотворил всё, включая Своё подобие. Конечно, Он не мог породить ад и его чудовищ. С появлением же человека начался процесс сотворчества: человек сам строит себе жилища, создаёт различные вещи, преобразует природу. Эта часть творчества не нуждается в особых комментариях, но невидимое творчество человека — его мыслеформы и чувствоформы — не столь очевидны и доступны зрению только ясновидящих людей. Когда тысячи, миллионы людей создают одни и те же предметы, мыслеформы этих предметов населяют невидимое пространство, подобно тому как сами предметы населяют пространство земли. Рассмотрим данный факт на примере известного чудотворца Индии Саи-Бабы. Отношение к нему в Индии неоднозначно. С одной стороны, признаются его выдающиеся паранормальные способности (причем самыми серьезными людьми), с другой стороны, мудрецы традиционной Индии утверждают, что, демонстрируя чудеса, пусть реальные, Саи-Баба нарушает высшие духовные законы Вселенной. Но сейчас речь не об этом, а о характере самой «демонстрационной» деятельности Саи-Бабы. Это человек, как известно, на глазах многих людей материализует перстни, серьги, некоторые другие предметы, причём делает это под пристальным наблюдением весьма недоверчивых людей, в том числе известных учёных. Фактор гипноза исключается, поскольку вещи, созданные индусом-чудотворцем, люди увозят с собой. Что может сие означать? Только одно — концентрацией воли Саи-Баба сгущает астральные прообразы вещей до их материального состояния. То же самое делает любой другой человек, например ювелир, только у него процесс материализации перстня от замысла до конечного продукта длиннее и протекает по-иному. Но в основе всего, так или иначе, лежит мысль.
Может быть, сказанное поможет лучше объяснить, как мысли, содержавшие зависть, ревность, злобу, ненависть, жестокость, накопленные за всю историю человечества, сформировали тонкоматериальный институт, названный в религиях адом.
С точки зрения восточной мысли, а также теософии, Даниил Андреев увидел в своих мрачных прозрениях не столько демоническую структуру Вселенной, сколько созданные многовековым мыслетворчеством человечества кошмарные образы, которые Гойя когда-то изобразил в своей живописи и дал своему творению название «Сон разума рождает чудовищ». Да, эти образы — церковь называет их бесовскими — существуют объективно, они могут влиять на сознание человека, а если человек испытывает страх, бесы могут усиливать такое чувство и довести человека до безумия. Каждый религиозный подвижник на известной ступени своего восхождения атакуется «нежитью» в бодрствующем состоянии, в процессе молитвы, тогда как обычный человек атакуется кошмарами во сне. Но при настойчивом устремлении к Богу или в сверхличном служении высоким идеалам и тот и другой успешно преодолевают устрашения адских областей Шаданакара, если использовать терминологию «Розы Мира». Это очень важно учитывать при чтении книги Даниила Андреева.
Многое из увиденного писателем в его «снах» 50-х годов сполна реализовалось в сегодняшней земной реальности. Неважно, что Антихрист и его подруга Лилит пока не явились и не утвердили свою власть воочию — сексуальные мерзости, описанные Даниилом Андреевым, пышным цветом расцвели в средствах массовой информации и в Интернете. Стремление Соединённых Штатов Америки силовым путём установить своё мировое господство, а также навязать всем странам сомнительные американские ценности, одним словом, процесс глобализации, протекающий на наших глазах, очень напоминает картины, нарисованные фантазией Даниила Андреева в последней главе «Розы Мира». Предвидел писатель и тот факт, что не весь мир покорится мондиалистским устремлениям мировой империи зла, а такой империей мало-помалу становится страна — изобретатель данного термина. Правда, она по принципу «на воре шапка горит» приклеивает эту кличку другим странам, противящимся ей. Реальные процессы, таким образом, пошли методом временной рокировки — не утверждением эпохи Розы Мира сначала, а эпохи Антихриста потом, но наоборот.
Даниил Андреев рассматривал эпоху Сталина как репетицию антихристовой, причём самого советского вождя полагал промежуточной реинкарнацией противобога. В «Розе Мира» он разъяснял необычайную работоспособность Сталина именно его способностью во время ночных бдений впадать с созерцательное состояние «хохха», во время которого якобы происходила энергетическая подпитка кремлёвского диктатора силами мирового зла.
Для писателя Сталин — порождение Гагтунгра, планетарного демона Шаданакара. Между тем то, что мы знаем из исторических источников об этом человеке, рисует нам другую картину. Безусловно, в личности кремлёвского вождя было много демонического. Но характеризовать его как однозначную материализацию антибога — значит упрощать действительность. Достаточно вспомнить известные факты. Церковь опубликовала убедительные материалы о поведении Сталина в годы войны, когда ему по посольским каналам было сообщено о явившейся православному подвижнику митрополиту ливанскому Илии Божьей Матери, которая определила условия победы Советского Союза в борьбе с фашистской Германией. Среди условий были чисто военные — ни при каких обстоятельствах не сдавать Москву, Ленинград и Сталинград, а также религиозные — вести круглосуточную, непрерывную литургию в окружённом городе на Неве и в ожесточённо сражающемся городе на Волге. Были и другие условия, касающиеся церковной жизни СССР. Сталин выполнил их все, более того, в беседе с вновь назначенным патриархом православной церкви Сергием признал полный крах оголтелого атеизма, а также резко изменил государственную политику в отношении церкви. Многие свидетельства участников Великой Отечественной войны также подтверждают мысль, что высшие силы во время ожесточённых сражений манифестировали свою волю на стороне СССР.
Культурная политика кремлёвского диктатора также не имеет никакой аналогии с той, которую будет вести, по предположению Андреева, грядущий Антихрист. И не сравнима с гитлеровской. При всех жестоких издержках тоталитаризма, при всех ограничениях творческой свободы деятелей культуры эпоха Сталина демонстрирует очень высокий уровень развития науки, литературы, искусства, вполне сопоставимый с самыми благополучными периодами мировой истории.
Так что взгляд Даниила Андреева на Сталина и Гитлера как на двух дьяволов, пожиравших друг друга, а также утверждение, что первый из них является предтечей антибога, не подтверждены реальными фактами. Этих фактов гораздо больше в пользу того, что в интересах будущего России высшие силы, как это ни парадоксально, поддерживали кремлёвского диктатора. Такое предположение особенно зримо сегодня, когда безудержная «демократическая» вакханалия, развязанная в России, втягивает страну в новую пропасть и самовластие сильной личности вырисовывается как единственная возможность вывести страну из штопора падения в бездну.
Более того, сама концепция книги Андреева, где мироздание рассматривается как извечная борьба Добра и зла, нуждается в очень существенных поправках.
хххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Суббота, 08.02.2020, 20:53 | Сообщение # 7 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _005 (продолжение 2)
«Роза Мира» в контексте мировых религий и духовных течений
Несмотря на серьёзные пробелы, связанные с незнанием иностранных языков, Даниил Андреев перечитал все, что было в Ленинской библиотеке ценного, и потому его образованность для своего времени была уникальной. Он был знаком с мировой художественной литературой, с философской мыслью Запада и Востока, со всеми мировыми религиями и главными духовными течениями своего времени. Конечно, как к визионеру эти знания могли приходить к нему из того тонкого пространства, которое называется ноосферой, но также очевидно, что он перечитал множество малодоступных и совсем недоступных для рядового читателя тех времён литературных источников. Тюрьма оказалась местом, где он обстоятельно познакомился с ведической философией, и вообще, сравнивая время своего пребывания на войне и в тюрьме, отдавал предпочтение второй, ибо здесь мог без помех много читать и писать.
Близко знавший писателя и сделавший несколько его последних снимков Б.В. Чуков сообщает: «В тюрьме он выучил несколько тысяч слов хинди, но грамматики этого языка не знал. Индийскую культуру, философию, в частности, он считал наисовершеннейшей и был знаком с ней до мелочей. Индию страстно любил. Это бросается в глаза и в его сочинениях. Полушутливо замечал, что очень похож на индийца. Рассказывая мне о переводе “Махабхараты” индологом Смирновым, титаническим трудом которого восхищался, Андреев воскликнул: “Подумать только, целый народ мыслит философскими категориями!”» Это свидетельство очевидца. А вот мысли на эту тему самого Даниила Андреева в письме от 13 октября 1958 г. A. M. Грузинской:
«...Читаю понемногу “Махабхарату”. Не знаю, писал ли я Вам о грандиозном впечатлении, производимом этим эпосом? В смысле пластичности образов “Илиада” или “Одиссея”, конечно, совершеннее, но перед бездонной философской глубиной и колоссальностью всей концепции “Махабхараты” меркнет не только Гомер, но и решительно всё, что я знаю, исключая, пожалуй, “Божественную комедию”. Но то — создание одного лица, великого гения, глубокого мыслителя и при том воспользовавшегося религиозно-философской концепцией, в основном уже сложившейся до него. Здесь же — фольклор, обширное создание множества безымянных творцов из народа, и это особенно поражает. Что это за беспримерный, ни с кем не сравнимый народ, способный на создание сложнейших философских, психологических, религиозных, этических, космогонических философем и на облечение их в ажурную вязь великолепного, утончённого стиха! Перестаёшь удивляться, что именно Индия выдвинула в наш век такого гиганта этики, как Ганди, единственного в новейшие времена государственного деятеля-праведника, развеявшего предрассудок о том, будто бы политика и мораль несовместимы».
Восхищаясь глубинами индийской мудрости, Даниил Андреев в своём религиозном опыте всё-таки до неё не дотягивал. Мрачные образы «жругров», «уицраоров», антихристов и тому подобная чертовщина для последователя Веданты и буддиста не более чем мара — тёмная иллюзия на известной ступени развития любого человека, где он атакуется собственными мысленными порождениями (принимает лежащую на земле верёвку за змею). Православный подвижник тоже, практикуя «умное делание», квалифицирует тёмные видения как нежить. Можно, конечно, недоумевать по поводу несоответствия универсальной религиозной образованности Даниила Андреева его по-детски доверчивому отношению ко всякого рода бесовщине. Но опять-таки вспомним, какую жизнь прожил писатель. Одно дело абстрактно рассуждать об иллюзорной природе чертей и совсем другое — в полной мере испытать их когти на своей шкуре.
На сайте Интернета, посвященном Даниилу Андрееву, содержится немало критических замечаний священников о «Розе Мира». Сам автор книги к своим критикам относился весьма терпимо. Более того, защищал церковь даже от... собственной жены. Она в молодые годы была настроена по отношению к церкви весьма радикально. Переписываясь с мужем, сидевшим в тюрьме, называла некоторые отрицательные аспекты христианства преступными. На что Даниил Леонидович отвечал так: «С твоими рассуждениями о церкви и её “преступности” согласен только отчасти... Безобразия церкви — только одна сторона медали. Я уже писал тебе о необычайной противоречивости отдельного человека, о совмещении взаимоисключающих, казалось бы, свойств и т. п. Тем более это относится к любому человеческому коллективу. Праведные люди, хоть и редко, но встречаются, праведные же общества — никогда… Я понимаю под словом “праведность” высшую степень нравственного развития, вот и всё. Праведность совершенно не обязательно должна иметь аскетический, иноческий характер. Иноческая аскеза — только одна из её разновидностей. Д-р Гааз — другая, Ганди — третья. И, по-моему, Чехов... находился на границе праведности. И если Диккенс грешил тем-то и тем-то, меня это мало интересует: существенно то, что “Пиквикский клуб” — книга такой чистоты, добра, такого изумительного отношения к людям, что автором её мог быть только праведник...
Что же касается уродливых явлений [церкви], которые ты описываешь, то я понимаю, что это может быть смешно; понимаю также, что можно испытывать к ним острую жалость, как к уродливо искривлённым карликовым деревьям, выросшим в какой-нибудь щели или трещине, вне условий, необходимых для правильного развития... Не думай, что я таких явлений не знаю... Знаю их и, кажется, кроме жалости испытываю ещё и другое чувство: уважение к [церкви]. За непоколебимость и силу». (Письма А. Андреевой от 28 января и 3 апреля 1956 г.)
К сказанному можно добавить, что одновременно с Даниилом Андреевым свою лагерную Голгофу на Колыме проходил православный монах отец Арсений. Однажды он был помещён в неотапливаемый карцер на три дня. Температура снаружи была минус сорок, в карцере не намного теплее. Арсений спасся Иисусовой молитвой, практикуя её круглосуточно в течение всего срока пребывания в карцере. Он видел, как в тюремном помещении появились два ангела и волнами тепла согревали его. Когда лагерные охранники открыли дверь карцера, они были потрясены, увидев узника живым и невредимым. Так что Даниил Леонидович знал, что говорил об уважении к церкви «за непоколебимость и силу». Знал и себя, что такой степени этих качеств, как отец Арсений, не достиг. Но смог пронести через жизнь драгоценные качества человека, описанные им в стихотворении «Гумилёв»:
Но одно лишь сокровище есть
У поэта и у человека:
Белой шпагой скрестить свою честь
С чёрным дулом бесчестного века.
...Будь спокоен, мой вождь, господин,
Ангел, друг моих дум, будь спокоен:
Я сумею скончаться один,
Как поэт, как мужчина и воин.
В своём личном противостоянии «чёрному дулу века» Даниил Андреев, как и Николай Гумилёв, оказался на высоте времени, но в философской трактовке этого противостояния в целом отступил к манихейству. Настоящее православие в лице монахов-подвижников, священников типа Дмитрия Дудко или таких религиозных философов, как Павел Флоренский, оценивало жестокости своего времени как «попущение Божие», укладывающееся в рамки Божественного контроля. И очищение человека возможно через серьезные испытания. Достаточно вспомнить библейскую Книгу Иова.
Конечно, было бы, наверное, неправильно задним числом делать из Даниила Андреева некоего православного философа или мистика, но в точности так же было бы ошибочным превращать его во врага церкви и настаивать на его отлучении. В конце концов все, что сказал Андреев в свoeй «Poзe Мира» и остальном творчестве — это своего рода исповедь, причем исповедь абсолютно честная, а за исповедь не отлучают.
Россия в мрачные годы правления Сталина много потеряла, но ещё больше приобрела. Она прибавила к русскому характеру и внесла в русскую духовность то, что не купишь ни за какие доллары и не выработаешь никаким образованием и воспитанием: мужество, стойкость, умение не сдаваться в самых тяжких обстоятельствах, «плотных» и «тонких». Прошедшие через страшные жернова эпохи, но не озлобившиеся, выжившие, сохранившие и умножившие в себе лучшие качества люди: Рокоссовский, Шолохов, Туполев, Курчатов, Клюев, Ахматова — и несть им числа, известным и безвестным, — продемонстрировали миру новый тип праведника в миру, так же как отец Арсений и многие другие православные подвижники эпохи ГУЛАГа показали, что жив такой праведник и в лоне церкви. Таким образом, наше понимание праведности и духовности в годы советской власти расширилось, мы убедились, что нельзя сводить его к одной воцерковлённости. Даниил Андреев фактически доказал, что без сталинской «репетиции» Россия не выдержит грядущую эпоху антихриста. Тем более странной выглядит его однозначно отрицательная и потому односторонняя оценка личности Сталина. Конечно, это прежде всего вызвано личными переживаниями и личной судьбой, но с другой стороны — издержками роста ребёнка, ещё играющего с кукольным мишкой и ожидающего отдыха вместе с ним в раю. В другом стихотворении Андреев роняет замечание, что боится оказаться в ряду «тёплых» среди ожесточённой схватки «горячих» и «холодных». Он был слишком честен, прежде всего перед самим собой, чтобы скрывать недостатки собственного роста и духовного состояния. По словам И.В. Усовой, «за несколько лет нашей с ним дружбы он не сказал ни слова неправды. Он настолько был рыцарем слова, что даже не предполагал и в других (в кого он поверил) возможности играть словами, актёрствовать с их помощью. И благодаря такой вере в слова иногда оказывался совершенно слепым по отношению к тем, кто умело пользовался ими. И это наряду со сверхчеловеческой зрячестью по отношению к областям невидимым, к потустороннему».
Удивительный сплав детской доверчивости, рыцарской честности и «сверхчеловеческой зрячести», по характеристике Усовой, конечно же, не вовлёк Андреева в стан «тёплых» на земле, но сыграл с ним злую шутку в общении с миром потусторонним. Из поучений православных исихастов, из теософии мы знаем, что в том мире немало сил и сущностей, которые влияют на земных людей и которых можно отнести к категории сомнительных «шептунов».
Литературные откровения Даниила Андреева
Они глубоки и своеобразны, как всё написанное им. В «Розе Мира», а также в своих стихах он дал портреты Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Льва Толстого, Владимира Соловьева, Хлебникова, Николая Гумилёва, других выдающихся русских литераторов. Иногда они предстают как обитатели «затомисов» — высших слоев «метакультур», по терминологии Андреева. Иногда же визионерские комментарии у автора «Розы Мира» отсутствуют, он рассуждает о поэтах и писателях как обычный литературовед. Но во всех случаях явно тяготеет к тем ликам, что ближе ему по духовному складу: Лермонтову, Владимиру Соловьёву, Блоку. Характерно в этом смысле сопоставление Пушкина и Лермонтова. Признавая в Пушкине «вестника» и великого русского гения, Андреев отдаёт предпочтение Лермонтову.
«Если смерть Пушкина была великим несчастьем для России, то смерть Лермонтова была уже настоящей катастрофой, и от этого удара не могло не дрогнуть творческое лоно не только российской, но и других метакультур.
Миссия Пушкина хотя и с трудом, и только частичная, но всё же укладывается в человеческие понятия; по существу, она ясна.
Миссия Лермонтова — одна из глубочайших загадок нашей культуры».
Как «метакультурное» явление Андреев оценивает Лермонтова гораздо выше Байрона и ставит его в один ряд с Эсхилом, Данте, Гёте, Толстым, некоторыми другими именами мировой культуры, очень немногими. Для него вышеозначенные имена — живые реинкарнации мифа о титанах, восставших в своё время против богов. Доказательством, по его мнению, являются богоборческие мотивы, присутствующие в творчестве названных литераторов. Можно спорить, так это или не так, являются ли Лермонтов и Эсхил реальными наследниками древнего мифа или не являются, но нет других версий, объясняющих присутствие в творчестве этих писателей, с одной стороны, богоборческих тенденций, с другой — высочайшей религиозности и смирения перед Богом. По мысли Даниила Андреева, восстав против богов, титаны впоследствии покаялись, смирились и стали самыми глубокими, самыми последовательными слугами Бога в высочайшем смысле слова. А их нынешнее «богоборчество» есть лишь память о прошлом и защита Бога от профанации толп и церковной бюрократии.
Опять-таки, соглашаясь или не соглашаясь с этими неординарными рассуждениями, можно усомниться в ясности для автора «Розы Мира» миссии Пушкина, которая таинственно и покоряюще светла именно потому, что лишена богоборчества.
Больше всего «литературных» страниц «Розы Мира» посвящено Владимиру Соловьёву и Блоку. Это понятно. Оба поэта были визионерами, хотя и не в такой степени, как Даниил Андреев. Но вот ведь штука: то, что Андреев считает самой сильной стороной творчества Блока — его видения Прекрасной Дамы, сам Блок впоследствии оценивал как наваждения. И в этом смысле он вел себя подобно любому православному подвижнику, борющемуся с «прелестями». В статье «О состоянии русского символизма» Блок называет привидевшуюся ему красавицу, описанную в стихотворении «Незнакомка», «мёртвой куклой на катафалке», которая высасывает все душевные силы. От видений «незнакомок» и других обитателей тонкого мира Блок уходил к лицезрению реальной России.
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слёзы первые любви.
Тебя любить я не умею,
И крест свой бережно несу.
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу.
Пускай заманит и обманет,
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота отуманит
Твои прекрасные черты. (Выделено мною. — Ю. К.)
Этими строками Блок недвусмысленно заявил, что выбрался из тенёт, в которых, к сожалению, пребывал автор «Розы Мира», и поднялся к новым поэтическим высотам, Даниилом Андреевым не достигнутым. Однако сам Андреев рассматривал отход Блока от визионерства к земной действительности как постепенную деградацию человека, а затем и поэта. Не отказывая поэме «Двенадцать» в гениальности, он уточняет: «Но в осмыслении Блоком этой бунтующей эпохи спуталось всё: и его собственная стихийность, и бунтарская ненависть к старому, ветхому порядку вещей, и реминисценции христианской мистики, и неизжитая его любовь к “разбойной красе” России-Велги, и смутная вера, вопреки всему, в грядущую правду России-Навны. В итоге получился великолепный художественный памятник первому году Революции, но не только элементов пророчества — хотя бы просто исторической дальновидности в этой поэме нет. “Двенадцать” — последняя вспышка светильника, в котором нет больше масла. Это отчаянная попытка найти точку опоры в том, что само по себе есть исторический Мальстрём, бушующая хлябь, и только; это предсмертный крик».
Всё так, но с точностью наоборот. В «Двенадцати» есть и видение Христа, который во время революционного Мальстрёма реально засиял над Россией, а не как «реминисценция христианской мистики», и сама единая Россия с её гранями Велги-демоницы и Навны-богини одновременно, и пророчество о том, что русский бунт, «бессмысленный и беспощадный», — это надолго... Так же не угас светильник Блока. Накануне смерти он вспыхнул великолепным стихотворением о Пушкинском Доме, где поэт вновь присягнул пушкинской ясности, той самой ясности, которую Андреев недооценил.
Сказанным здесь я не отвергаю ценности мученического опыта Даниила Андреева, но лишь подчёркиваю, что его визионерский опыт ограничен, как и любой опыт подобного рода. Это луч фонаря, освещающий лишь часть потусторонних потёмок нашей планеты, а вовсе не сумерки галактических просторов. Причём человек, постоянно вовлечённый в визионерский «Мальстрём», неизбежно уходит от постижения глубин земного бытия. Писателю совершенно необязательно обладать даром визионерства, чтобы видеть проблемы настоящего и будущего шире, глубже, чётче, чем остальные люди. Пушкин, Достоевский, Гоголь, Лев Толстой, Шолохов, М.А. Булгаков — тому свидетельство.
Весьма интересны взгляды Даниила Андреева на личную трагедию Гоголя, который, по мнению автора «Розы Мира», не сумел соединить в себе художника и проповедника, не справился с противоречием в своей душе «между православным аскетизмом и требованиями художественного творчества», ибо вестничество через образы искусства, по мнению Андреева, не должно «непременно связываться с высотой этической жизни, с личной праведностью». Гоголь надорвался именно вследствие трагического внутреннего спора на эту тему. И наоборот — Андреев защищает Льва Толстого от обвинений в бесплодном, с точки зрения многих, уходе великого писателя в религиозное проповедничество. «Скольких гениальных творений лишились мы из-за этого!» — цитирует он один из таких упрёков. — Подобные стенания доказывают лишь непонимание личности Толстого и детскую непродуманность того, что такое русская гениальность. На склоне жизни каждого из гениев России возникает мощная, непобедимая потребность стать не только вестником, а именно пророком — гонцом горнего мира, выражающим высшую правду не одними только образами искусств, но всем образом своей жизни. Найти такой синтез и воплотить его в реальность дано только ничтожным единицам. Лев Толстой не нашёл его и в проповедничестве своём не создал ничего равноценного “Войне и миру”. Но поступить он мог только так и никак иначе».
Высокая духовность женских образов русской литературы, столь ценимых во всём мире и делающих её, по словам западных литературных критиков, святой, Андреев также поворачивает неожиданным образом — как предчувствие русскими гениями эпохи торжества Навны — светлой богини Шаданакара. Дело здесь не в специфической терминологии Даниила Андреева, но в подтверждении другими пророчествами прихода эпохи женщины. Да и обыкновенная логика подсказывает, что многовековое господство мужчин завело планету в тупик и нуждается в смягчении женским началом.
Итоги
Они очень противоречивы, как сложен и противоречив предмет нашего разговора. Мне представляется, что взоры исследователей в скором будущем ещё не раз обратятся к феномену Даниила Андреева. Речь идёт не о воздаянии ему каких-то запоздалых литературных почестей или пристальном изучении его визионерского опыта. Феномен Андреева требует осмысления в плане вестничества, ибо слишком уж много «вестников» развелось в последнее время, и моря контактёрской литературы на книжных прилавках наводят на грустные размышления. Потерян здравый смысл. Не только рядовые люди, но и государственные деятели нередко «смущаются» различными «пророками», астрологами, «ясновидящими». Или, наоборот, тупо отмахиваются от вестей из сфер «другой жизни» как от чертовщины. А ведь из истории нам известно, что к религиозным пророчествам, а также к вестям из инобытия внимательно прислушивались многие выдающиеся люди. Стихотворению Пушкина «Пророк» предшествовали реальные тонкие образы, увиденные поэтом. Моцарт отчётливо слышал «музыку сфер» и, по собственному признанию, лишь записывал её нотными знаками. Жаловался при этом, что записи несовершенны! Менделеев увидел схему периодической системы элементов во сне. Тамерлан повернул своё войско от Москвы, имея устрашающее видение Божьей Матери, которая предрекла ему поражение. Сталин, как уже говорилось, всерьёз отнёсся к визионерству православного ливанского митрополита Илии и выиграл войну. Рузвельт во время Второй мировой войны пошёл на тесный союз с Россией, даже находился под сильным влиянием Сталина именно под впечатлением писем из Гималаев, переданных ему через Е.И. Рерих. В письмах чётко очерчивалась грядущая великая роль России в судьбах мира. Документированные примеры можно продолжать до бесконечности.
Ещё больше примеров другого рода. Очень чуткий к приметам и пророчествам А.С. Пушкин, в 20 лет услышав от немки-предсказательницы Киркгоф, что умрёт в возрасте 37 лет от руки белокурого человека, всю остальную жизнь словно влёкся по колее этого предсказания. Он боялся даже обменяться рукопожатием с чужим блондином. А в конфликте с Дантесом забыл слова Киркгоф, забыл совершенно, в том числе её оговорку, что поэт доживёт до глубокой старости, если не помешает белокурый человек или лошадь белой масти... То есть опять-таки «бабушка надвое сказала». Делай выводы, не влекись бездумно и некритично к предначертанному кем-то концу, чего Пушкин при всей его гениальности не сделал. Но судьба Пушкина — предмет особого рассмотрения.
Что в итоге можно сказать о космосе Даниила Андреева и пророчествах автора «Розы Мира»? Во-первых, при всей уникальной образованности Андреева, при всей его литературной талантливости и визионерской прозорливости он — в части видения «Шаданакара» и прогнозов дальнейшего развития человечества — в целом находится вне религиозной традиции. Ни ведическая литература, ни Библия, ни Нострадамус, ни даже известная болгарская пророчица Ванга не отваживались на столь подробное воссоздание картин будущего, какое свойственно автору «Розы Мира». Втискивать сознание человечества в жесткие рамки точных пророчеств нет необходимости и опасно...
Во-вторых, визионерский опыт всех великих поэтов, учёных, политических деятелей прошлого был, как правило, кратковременным. Даниил Андреев, по его собственным признаниям и свидетельствам знавших его людей, видел картины тонкого мира с некоторого времени почти непрерывно. Факт тоже настораживающий, поскольку аберрации сознания в подобных случаях неизбежны. Это знали православные монахи, когда им по необходимости случалось долго контактировать с миром невидимым, проходя этап «трезвения». Они расценивали многие увиденные картины как «прелести». Умели отделять их от состояния «исихии» — тишины, лишённой любых образов и звуков, — состояния, обеспечивающего здоровый контакт с высшими сферами... Точно так же поступают суфии ислама, буддисты и любые другие искатели подлинного взаимодействия с Богом или Учителем.
Третье. Сам Даниил Андреев к своим визионерским способностям, будучи честным человеком, относился противоречиво: с одной стороны, он благодарил Бога за них, с другой — видел в них некое Божье наказание, дополнительный, по сравнению с остальными людьми, крест, возложенный на сознание. А вот как неожиданно оценивает уникальные способности Андреева жена писателя: «Я думаю, что инфаркт, перенесённый им в 1954 году и приведший к ранней смерти... был следствием этих <визионерских> состояний, платой человеческой плоти за те знания, которые ему открылись. И как ни чудовищно прозвучат мои слова, как ни бесконечно жаль, что не отпустила ему Судьба ещё хоть несколько лет для работы, всё же смерть — не слишком большая и, может быть, самая чистая расплата за погружение в те миры, которые выпали на его долю». Алла Александровна совершенно права: расплата могла быть куда хуже — безумие. Сама она пережила мужа почти на полвека, придя от мятежных духовных исканий к строгой православной религиозности. Права она и в том, что длительное блуждание мужа по тонким мирам не только сократило ему жизнь, но и затруднило достижение подлинных литературных высот и святости в жизни, на что он мог с полным правом рассчитывать в силу своего литературного таланта, благородства души, наконец мученического искания Истины.
Это тоже повод для очень серьёзных размышлений, поскольку визионерский дар, полученный Даниилом Андреевым от природы, независимо от его воли, в наше время становится предметом нездорового интереса, коммерции, искусственных домогательств. Возникло множество «эзотерических» школ, открывающих «третий глаз» для контактов с тонким миром. В Америке существуют целые институты, помогающие желающим установить связи с их умершими родственниками или с ушедшими в мир иной гениями. И в России, к великому сожалению, появляются подобные общества и группы. Запретить их в нашем «демократическом» обществе невозможно, но и от фактов никуда не денешься: некоторые получившие «сверхспособности» соискатели либо раньше времени отправляются в инобытие, либо психически деградируют. Потому церковь абсолютно права, остерегая людей от всякого рода искусственного раскрытия «духовности» в соответствии с модой века. Но одними предостережениями тут делу не поможешь. Та же церковь сплошь да рядом оказывается бессильной в объяснении фактов, когда открытие паранормальных способностей происходит у многих людей неожиданно для них самих; наконец, когда появляются с такими способностями совершенно здоровые дети. Печать окрестила их детьми будущего, детьми «индиго», то есть детьми с синей и фиолетовой аурой. Как в этих случаях помог бы опыт православного «трезвения»! Но что делать, когда тонкие способности раскрываются спонтанно, что очень характерно для нашего времени. Например, феномен детей «индиго» или пробуждение у многих людей дара предвидения. И здесь Даниил Андреев с его «Розой Мира» выступает в качестве незаменимого эксперта.
Вообще его визионерский опыт со всеми его сильными и болезненными гранями — важная веха в истории становления русского самосознания. По общему признанию далёких от всякого визионерства людей, мы сегодня очень нуждаемся в пристальном изучении мирового религиозного опыта, а не только священных книг христианства, для своего выздоровления. Космос грозно стучится в нашу дверь, но разве мы не глухи? Услышавший этот стук другой вестник и гениальный сын России, семидесятилетний юбилей которого мы справили в этом году — Николай Рубцов, возгласил: «Россия, Русь, храни себя, храни!».
Вологодский поэт увидел небо России в чёрных крестах новых захватчиков. Но ведь это рать того же противобога, описанного Даниилом Андреевым. Антихрист, индивидуальный или коллективный, на первых порах прикроет свою суть христианской символикой. Не напоминает ли предчувствие Рубцова пророчества православных старцев о «последних временах» христианства?
Мистический опыт Андреева не только мучителен, но и драгоценен. Бесспорно, православные старцы проходили страшные испытания времени успешнее. Почему? Потому что во всех своих мытарствах они практиковали непрерывное памятование образов Иисуса Христа и Божьей Матери как охранную грамоту и щит. Даниил Андреев тоже чтил Христа, но, судя по всему, его памятование носило скорее литературный характер и уж точно не было постоянным. В будущей Розе Мира как религиозно-братском объединении людей эта главная составляющая любой религии «правой руки» — всецелая осознанная устремленность к Богу — несомненно станет доминирующей.
Грядущая религия Итога утвердит также любовь основным стержнем сознания и познания. Об этом Андреев писал в полном созвучии с Евангелием: «Из святилищ религии Итога... будет излучаться призыв ко всеобщей любви и к свободному сотворчеству». Ушедший почти полвека назад смирившимся с мученическим собственным жребием, более того, благословившим его, он верил в то, что и тяжкая судьба «сверхнарода», так называл он всех россиян, будет искуплена в будущих веках.
ххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 11:38 | Сообщение # 8 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006
-- Весной 2022 года я решил освежить свои впечатления от "Розы мира". Первое прочтение было очень давно (в начале 90-х). С тех пор я изредка перечитывал эту книгу. А точнее - скорее просматривал какие-то ее части. И многое мне ОЧЕНЬ НРАВИЛОСЬ. А что-то - плохо вписывалось в созревшую на базе книг ЕПБ, Рерихов, Бейли и некоторых других авторов концепцию мироустройства.
Теперь захотелось пропустить ее содержание через мое обновленное сознание после основательного знакомства с гилозоикой (Генри Лоренси).
По-прежнему многое ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ. Поэтому буду размещать здесь некоторые цитаты, на темы близие мне по духу.
ГЛАВА1. РОЗА МИРА И ЕЁ БЛИЖАЙШИЕ ЗАДАЧИ
Эта книга начиналась, когда опасностьнеслыханного бедствия уже нависала над человечеством; когда поколение, едва
начавшее оправляться от потрясений второй мировой войны, с ужасом убеждалось,
что над горизонтом уже клубится, сгущаясь, странная мгла — предвестие
катастрофы ещё более грозной, войны ещё более опустошающей. Я начинал эту книгу
в самые глухие годы тирании, довлевшей над двумястами миллионами людей. Я
начинал её в тюрьме, носившей название политического изолятора. Я писал её
тайком. Рукопись я прятал, и добрые силы — люди и не люди — укрывали её во
время обысков. И каждый день я ожидал, что рукопись будет отобрана и
уничтожена, как была уничтожена моя предыдущая работа, отнявшая десять лет
жизни и приведшая меня в политический изолятор.
Книга «Роза Мира» заканчивается нескольколет спустя, когда опасность третьей мировой войны не поднимается уже, подобно
мглистым тучам, из-за горизонта, но простёрлась над нашими головами, закрыв
зенит и быстро спускаясь от него вниз, по всем сторонам небосклона.
"А может быть, обойдётся?" — Такаянадежда теплится в душе каждого, и без подобной надежды нельзя было бы жить.
Одни пытаются подкрепить её логическими доводами и активными действиями.
Некоторые ухитряются убедить самих себя в том, будто опасность преувеличивается.
Третьи стараются не думать о ней совсем, погружаясь в заботы своего маленького
мирка и раз навсегда решив про себя: будь, что будет. Есть и такие, в чьей душе
надежда тлеет угасающей искрой, и кто живёт, движется, работает лишь по инерции.
"А может быть — обойдётся, тиранияникогда не возвратится? Может быть, человечество сохранит навеки память о
страшном историческом опыте России?" — Такая надежда теплится в душе
всякого, и без этой надежды было бы тошно жить.
Но я принадлежу к тем, кто смертельноюранен двумя великими бедствиями: мировыми войнами и единоличной тиранией. Такие
люди не верят в то, что корни войн и тираний уже изжиты в человечестве или
изживутся в короткий срок. Может быть отстранена опасность данной тирании,
данной войны, но некоторое время спустя возникнет угроза следующих. Оба эти
бедствия были для нас своего рода апокалипсисами — откровениями о могуществе
мирового Зла и о его вековечной борьбе с силами Света. Люди других эпох,
вероятно, не поняли бы нас; наша тревога показалась бы им преувеличенной, наше
мироощущение — болезненным. Но не преувеличено такое представление об
исторических закономерностях, какое выжглось в человеческом существе
полувековым созерцанием и соучастием в событиях и процессах небывалого размаха.
И не может быть болезненным тот итог, который сформировался в человеческой душе
как плод деятельности самых светлых и глубоких её сторон.
Ипроизойдёт ли это ещё до третьей мировой войны или после неё, или третья война
не будет развязана в ближайшие годы вовсе — книга не умрёт всё равно, если хоть
одни дружественные глаза пройдут, глава за главой, по её страницам. Потому что
вопросы, на которые она пытается дать ответ, будут волновать людей ещё и в далёком
будущем.
Эти вопросы не исчерпываются проблематикой
войны и государственного устройства. Но ничто не поколеблет меня в убеждении,
что самые устрашающие опасности, которые грозят человечеству и сейчас и будут
грозить ещё не одно столетие, это — великая самоубийственная война и абсолютная
всемирная тирания. Быть может, третью мировую войну — в нашу эпоху — человечество
превозможет или, по крайней мере, уцелеет в ней, как уцелело оно в первой и во
второй. Быть может, оно выдержит, так или иначе, тиранию ещё более обширную и
беспощадную, чем та, которую выдержали мы. Может случиться также, что через сто
или двести лет возникнут новые опасности для народов, не менее гибельные, чем
тирания и великая война, но — иные. Возможно. Вероятно. Но никакие усилия разума,
никакое воображение или интуиция не способны нарисовать опасностей грядущего,
которые не были бы связаны, так или иначе, с одной из двух основных: с
опасностью физического уничтожения человечества вследствие войны и опасностью
его гибели духовной вследствие абсолютной всемирной тирании.
Книга направлена, прежде
всего, против этих двух зол. Двух коренных, первичных зол.
хххххххх
Существуетинстанция, много веков претендующая на то, чтобы быть единственной неуклонной
объединительницей людей, предотвращающей от них опасность войны всех против
всех, опасность падения в хаос. Такая инстанция — государство. Со времён окончания родового строя на всех историческихэтапах государство являлось существенной необходимостью. Даже иерократии,
пытавшиеся его подменить властью религиозной, превращались в разновидности того
же государства. Государство цементировалообщество на принципе насилия, а уровень нравственного развития, необходимый для того, чтобыцементировать общество на каком-либо принципе ином, не был достигнут.Конечно, он не достигнут и поднесь. Государство до сих пор остаётсяединственным испытанным средством против социального хаоса. Но уясняетсяналичие в человечестве этических начал более высокого типа, способных не только
поддерживать, но и совершенствовать социальную гармонию: и, что ещё важнее,
намечаются пути ускоренного развития этих начал.
В политической истории новейшего временилегко различаются две общечеловеческие направленности, полярные другдругу.
Одна изних стремится к переразвитию государственного начала как такового, к укреплению
всесторонней зависимости личности от государства, точнее — от тойинстанции, в руках которой находится государственный аппарат: партии, армии, вождя. Государства типафашистского или национал-социалистического — ярчайший пример феноменов этого
рода.
Другойпоток явлений, возникший ещё в XVIII веке, если не раньше, — это поток
направленности гуманистической. Егоистоки и главнейшие этапы — английский парламентаризм, французская Декларация
прав человека, германская социал-демократия, наконец, освободительная борьба
против колониализма. Дальняя цель этого потока явлений — ослаблениецементирующего насилия в жизни народов и преобразование государства из полицейского по преимуществу аппарата,отстаивающего национальное или классовое господство, в аппарат всеобщегоэкономического равновесия и охраны прав личности. В исторической
действительности имеются ещё оригинальные образования, могущие показаться как
бы гибридами. По существу оставаясь феноменами первого типа, они видоизменяют
собственное обличье в той мере, в какой это целесообразно для достижения
поставленной цели. Это — лишь тактика, маскировка, не более.
И всё же, несмотря на полярность этихпотоков явлений, их объединяетодна черта, характернейшая для XX столетия: стремление ко всемирному. Внешний пафос различных движенийнашего века — в их конструктивных программах народоустройств; но внутренний
пафос новейшей истории — в стихийном стремлении ко всемирному.
Интернациональностьюсвоей доктрины и планетарным размахом отличалось самое мощное движение 1-й
половины нашего столетия. Ахиллесовой пятой движений, ему противополагавшихся —
расизма, национал-социализма, — была их узкая националистичность, точнее — узкорасовые
или национальные границы тех блаженных зон, химерою которых они прельщали и
завораживали. Но к мировому владычеству стремились и они, и притом с
колоссальной энергией. Теперь космополитическийамериканизм озабочен тем, чтобы избежать ошибок своих предшественников.
На что указывает это знамение времени? Нена то ли, что всемирность,перестав быть абстрактной идеей, сделалась всеобщей потребностью? Не нато ли, что мир стал неделим итесен, как никогда? Не на то ли, наконец, что решение всех насущных проблем может быть коренным ипрочным лишь при условии всемирных масштабов этого решения?
Деспотические образования планомерно осуществляют при этом принцип крайнего насилия либо хитрымсочетанием методов частично вуалируют его. Темпы убыстряются. Возникают такие государственные громады, насооружение каких раньше потребовались бы века. Каждое хищно по своей природе, каждое стремится навязать человечествуименно свою власть. Их военная и техническая мощь становится
головокружительной. Они уже столько раз ввергали мир в пучину войн и тираний, —
где гарантии, что они не ввергнут его ещё и ещё? И наконец, сильнейшийпобедит во всемирном масштабе, хотя бы это стоило превращения трети планеты в
лунный ландшафт. Тогда цикл закончится, чтобы уступить место наибольшему из
зол: единой диктатуре над уцелевшими двумя третями мира — сперва, быть может,
олигархической, а затем, как это обычно случается на втором этапе диктатур, — единоличной.
Это и есть угроза, самая страшная из всех, нависавших над человечеством: угроза всечеловеческой тирании.
Сознательноили бессознательно предчувствуя эту опасность, движения гуманистической направленности пробуют консолидироватьсвои усилия. Они лепечут о культурном сотрудничестве, размахивают лозунгами
пацифизма и демократических свобод, ищут призрачного спасения в нейтралитетелибо же, испуганные агрессивностью противника, сами вступают на его путь.
Бесспорной, всем доверие внушающей цели, то есть идеи о том, что над деятельностью государств насущнонеобходим этический контроль, не выдвинуло ни одно из них. Некоторыеобщества, травмированные ужасами мировых войн, пытаются объединиться с тем,
чтобы в дальнейшем политическое объединение охватило весь земной шар. Но к чему
теперь привело бы и это? Опасность войн, правда, была бы устранена, по крайней
мере временно. Но где гарантии того, что этосверхгосударство, опираясь на обширные нравственно отсталые слои — а такихна свете ещё гораздо больше, чем хотелось бы — и расшевеливая неизжитыев человечестве инстинкты властолюбия и мучительства, не перерастётопять-таки в диктатуру и, наконец, втиранию, такую, перед которой всепрежние покажутся забавой?
хххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 11:46 | Сообщение # 9 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 1)
Знаменательно,что именно религиозные конфессии, раньше всех провозгласившие интернациональные
идеалы братства, теперь оказываются варьергарде всеобщего устремления ко всемирному. Возможно, в этомсказывается характерное для них сосредоточение внимания на внутреннем человеке,
пренебрежение всем внешним, а ко внешнему относят и проблему социального
устроения человечества. Но если вглядеться глубже, если сказать во всеуслышание
то, что говорят обычно лишь в узких кругах людей, живущих интенсивной
религиозной жизнью, то обнаружится нечто, не всеми учитываемое. Это возникший
ещё во времена древнеримской империи мистический ужас перед грядущим
объединением мира, это неутолимая тревога за человечество, ибо в едином
общечеловеческом государстве предчувствуется западня, откуда единственный выход
будет к абсолютному единовластию, к царству "князя мира сего", к
последним катаклизмам истории и к её катастрофическому перерыву.
Да и всамом деле: где гарантии, что во главе сверхгосударства не окажется великий
честолюбец и наука послужит ему верой и правдой, как орудие для превращения
этого сверхгосударства именно в ту чудовищную машину мучительства и духовного
калечения, о которой я говорю? Можно ли сомневаться, что даже уже и теперь
создаются предпосылки для изобретения совершенного контроля за поведениемлюдей и за образом их мышления? Где границы тем кошмарным перспективам,которые возникают перед нашим воображением в результате скрещения двух
факторов: террористического единовластия и техники XXI столетия? Тирания будет
тем более абсолютной, что тогда закроется даже последний, трагический путь
избавления: сокрушение тирании извне в итоге военного поражения: воевать будет
не с кем, подчинены будут все. И всемирное единство, мечтавшеесястольким поколениям, потребовавшее стольких жертв, обернётся своей демонической
стороной: своей безвыходностью в том случае, еслируководство этим единством возьмут ставленники тёмных сил.
На горьком опыте человечество убеждается,что ни те социально-экономические движения,шефство над которыми берёт голый рассудок, ни достижения науки сами по себене в состоянии провести человечество между Харибдой и Сциллой — тираниями имировыми войнами. Хуже того: новые социально-экономическиесистемы, приходя к господству, сами облекаются в механизмы политическихдеспотий, сами становятся сеятелями и разжигателями мировых войн. Наука превращается в их послушнуюслужанку, куда более послушную и надёжную, чем была церковь для феодальных
владык. Трагедия коренится в том, чтонаучная деятельность с самого начала не была сопряжена с глубоко продуманнымнравственным воспитанием. К этой деятельности допускались все, независимоот уровня их нравственного развития. Неудивительно,что каждый успех науки и техники обращается теперь одной стороной противподлинных интересов человечества. Двигатель внутреннего сгорания, радио,авиация, атомная энергия — всё ударяет одним концом по живой плоти народов.А развитие средств связи и техническиедостижения, позволяющие полицейскому режиму контролировать интимную жизнь исокровенные мысли каждого, подводят железную базу под вампирические громадыдиктатур.
Таким образом, опыт истории подводитчеловечество к пониманию того очевидного факта, что опасности будут предотвращены и социальная гармония достигнута не развитием науки и техники самих но себе, непереразвитием государственного начала, не диктатурой "сильного
человека", не приходом к власти пацифистских организаций
социал-демократического типа, качаемых историческими ветрами то вправо, то
влево, от бессильного прекраснодушия до революционного максимализма, — но признанием насущной необходимостиодного-единственного пути: установления над Всемирной Федерацией государств
некоей незапятнанной, неподкупной высокоавторитетной инстанции, инстанции этической, внегосударственной инадгосударственной, ибо природа государства внеэтична по своемусуществу.
Какаяже идея, какое учение помогутсоздать подобный контроль? Какие умы его выработают и сделают приемлемым для
громадного большинства? Какими путями придёт такая инстанция к
общечеловеческому признанию, на высоту, господствующую даже над Федерацией
государств, — она, отвергающая насилие? Если же она примет к руководству принцип постепеннойзамены насилия чем-то другим, то чем же именно и в какойпоследовательности? И какая доктринасможет разрешить все возникающие в связи с этим проблемы с их неимоверной
сложностью?
Настоящаякнига стремится дать, в какой-то мере, на эти вопросы ответ, хотя общаятематика её шире. Но, подготавливаясь к ответу, следует ясно сформулировать
сперва, в чём же это учение видит своего непримиримейшего врага и против чего —
или кого — оно направлено.
В историческом плане оно видит своих врагов влюбых державах, партиях и доктринах, стремящихся к насильственному порабощению
других и к каким бы то ни было формам и видам деспотических народоустройств.В метаисторическом же плане оно видит своего врага в одном: в Противобоге, в тиранствующем духе, Великом Мучителе, многообразнопроявляющем себя в жизни нашей планеты. Для движения, о котором яговорю, и сейчас, когда оно едва пытается возникнуть, и потом, когда оно станет
решающим голосом истории, врагом будет одно:стремление к тирании и к жестокому насилию, где бы оно ни возникало,хотя бы в нём самом. Насилиеможет быть признано годным лишь в меру крайней необходимости, только в смягчённых
формах и лишь до тех пор, пока наивысшая инстанция путём усовершенствованного
воспитания не подготовит человечество при помощи миллионов высокоидейных умов и
воль к замене принуждения — добровольностью, окриков внешнего закона — голосом
глубокой совести, а государства — братством. Другими словами, пока самаясущность государства не будет преобразована, а живое братство всех не сменит
бездушного аппарата государственного насилия.
Не обязательно надо предполагать, что
подобный процесс займёт непременно огромный отрезок времени. Исторический опыт великих диктатур, с необыкновенной энергией ипланомерностью охватывавших население громадных стран единой, строго
продуманной системой воспитания и образования, неопровержимо доказал, какой силы рычаг заключён в этомпути воздействия на психику поколений. Поколенияформировались всё ближе к тому, что представлялось желательным для властей
предержащих. Нацистская Германия,например, ухитрилась добиться своего даже на глазах одного поколения. Ясное
дело, ничего, кроме гнева и омерзения, не могут вызвать в нас её идеалы. Не
только идеалы — даже методика её должна быть отринута нами почти полностью.Но рычаг, ею открытый, долженбыть взят нами в руки и крепко сжат. Приближается век побед широкого духовного просвещения,решающих завоеваний новой, теперь ещё едва намечаемой педагогики. Еслибы хоть несколько десятков школ были предоставлены в её распоряжение, в них
формировалось бы поколение, способное квыполнению долга не по принуждению, а по доброй воле; не из страха, а из
творческого импульса и любви. В этом и заключён смысл воспитаниячеловека облагороженного образа.
Мне представляется международная организация, политическаяи культурная, ставящая своею целью преобразование сущности государства путём
последовательного осуществления всеохватывающих реформ. Решающая ступень к этой
цели — создание Всемирной федерации государств как независимых членов, но с
тем, чтобы над Федерацией была установлена особая инстанция, о которой я уже
упоминал: инстанция, осуществляющая контрольнад деятельностью государств и руководящая их бескровным и безболезненным
преобразованием изнутри. Именно бескровным и безболезненным: вэтом всё дело, в этом её отличие от революционных доктрин прошлого.
Каковабудет структура этой организации, каково её наименование — предугадывать это
мне представляется преждевременным и ненужным. Назовём её пока условно, чтобы
не повторять каждый раз многословных описаний, Лигой преобразования сущности
государства. Что же до её структуры, то те, кто станут её организаторами, будут
и опытнее, и практичнее меня: это будут общественные деятели, а не поэты. Могу
только сказать, что лично мне рисуется так, что Лига должна располагатьсвоими филиалами во всех странах, причём каждый филиал обладает несколькимиаспектами: культурным, филантропическим, воспитательным, политическим. Такой
политический аспект каждого филиала превратится, структурно и организационно, в
национальную партию Всемирной религиозной и культурной реформы. В Лиге и Лигой
все эти партии будут связаны и объединены.
Как именно, где и среди кого произойдёт
формирование Лиги, я, конечно, не знаю и знать не могу. Но ясно, что период от
её возникновения до создания Федерации государств и этической инстанции над
ними должен рассматриваться как период подготовительный, период, когда Лига
будет отдавать все силы распространению своих идей, формированию своих рядов,
расширению организации, воспитанию подрастающих поколений и созданию внутри
себя той будущей инстанции, которой со временем может быть доверена всемирная
руководящая роль.
УставЛиги не может препятствовать пребыванию в её рядах людей различныхфилософских и религиозных убеждений. Требуется лишь готовностьдеятельно участвовать в осуществлении её программы и решимость не нарушать её моральных установлений, принятых каккраеугольная плита.
Во всех превратностях общественной жизни и
политической борьбы успехи Лиги должны достигаться не ценой отступления от её
нравственного кодекса, а именно вследствие верности ему. Её репутация должна быть незапятнанной,бескорыстие — не подлежащим сомнению, авторитет — возрастающим, ибо в неё будут стекать и её непрерывно укреплять лучшиесилы человечества.
Вероятнее всего, что путь ко всемирномуобъединению ляжет через лестницу различных ступеней международной солидарности,
через объединение и слияние региональных содружеств; последней ступенью такой
лестницы представляется всемирный референдум или плебисцит — та или иная форма
свободного волеизъявления всех. Возможно, что он приведёт к победе Лигилишь в отдельных странах. Но за неё будет сам исторический ход вещей. Объединение хотя бы половины земного шара довершитглубокий сдвиг в сознании народов. Состоится второй референдум, можетбыть третий, и десятилетием раньше или позже границы Федерации совпадут с
границами человечества. Тогда откроется практическая возможность к
осуществлению цепи широких мероприятий ради превращения конгломератагосударств в монолит, постепенно преображаемый двумя параллельнымипроцессами: внешним — политико-социально-экономическим и внутренним — воспитательно-этико-религиозным.
Ясно из всего этого, что деятели Лиги и её национальных партий смогутбороться только словом и собственным примером и только с теми идеологиями и доктринами, которые стремятсярасчистить путь для каких бы то ни было диктатур или поддержать эти диктатуры у
кормила власти.
ОбвинятьЛигу в нереальности методов будут также те, кто не способен видеть лучшее в
человеке; чья психика огрубела, а совестьзахирела в атмосфере грубого государственного произвола. К нимприсоединятся и те, кто не предвидит, какие сдвиги массового сознания ждут нас
в недалёкие уже годы. Травмированность войнами, репрессиями и всевозможныминасилиями даже теперь вызывает широкое движение за сосуществование и за мир.Постоянно совершаются и будут совершатьсясобытия, разрушающие чувство безопасности, не оставляющие ничего от уюта и
покоя, подрывающие корни доверия к существующим идеологиям и к охраняемому ими
порядку вещей. Разоблачение неслыханных ужасов, творившихся за помпезными
фасадами диктатур, наглядное уяснение, на чём воздвигались и чем оплачивались
их временные победы, их внешние успехи — всё это иссушает душу как раскалённый
ветер, и духовная жажда делается нестерпима. Об отстранении угрозы великих войн; о путях к объединению мира безкровопролитий; о светоносце-праведнике, грядущем возглавить объединённоечеловечество; об ослаблении насилия государств и о возрастании духа братства— вот о чём молятся верующие и мечтают неверующие в наш век. И вероятно в высшей степени, что мирообъемлющее крылатое учение — инравственное, и политическое, и философское, и религиозное — претворит эту
жажду поколения во всенародный творческий энтузиазм.
Тообстоятельство, что последнее крупное религиозное движение в человечестве — протестантская
Реформация — имело место четыреста лет назад, а последняя религия мирового
значения, ислам, насчитывает уже тринадцать веков существования, — выдвигается
иногда как аргумент в пользу мнения, что религиозная эра в человечестве
завершилась. Но о потенциальных возможностях религии как таковой, а не
отдельных форм её, судить следует не по тому, как давно возникли последние
крупные её формы, а по тому, зашла ли эволюция религии в тупик, имеется ли
возможность сочетать религиозную творческую мысль с бесспорными тезисами науки,
а также ещё и по тому, брезжут ли перед таким мировоззрением перспективы
осмысления жизненного материала новых эпох и возможно ли действенное и
прогрессивное влияние религии на этот материал.
Действительно, с последнего крупного
религиозного движения международного размаха прошло около четырёхсот лет. Но
ведь и перед протестантской Реформацией подобных движений не было много столетий.
Да и в этом ли дело? Разве ещё не ясно, что определённое русло идейной,
творческой работы человечества в последние века вбирало в себя почти все его
духовные и умственные силы? Трудно было бы ожидать, чтобы, осуществляя такойстремительный прогресс — научный, технический и социальный, создавая такие культурныеценности, как литература, музыка,философия, искусство и наука последних веков, человечество нашло бы в себесилы одновременно творить ещё и универсальные религиозные системы.
Но рубежXX века как раз и явился той эпохой, когда закончился расцвет великих литератур
и искусств, великой музыки и философии. Область социально-политического действия вовлекает в себя — и чем дальше,тем определённей — не наиболее духовных представителей человеческогорода, а как раз наименее духовных. Образовался гигантскийвакуум духовности, не существовавший ещё пятьдесят лет назад, игипертрофированная наука бессильна его заполнить. Если позволительноподобрать такое выражение, колоссальные ресурсы человеческой гениальности не
расходуются никуда. Это и есть то лоно творческих сил, в котором зреет предопределённая к рождению всечеловеческаяинтеррелигия.
Сможет ли религия — не старинные её формы, а та религия итога, которой ныне чреват мир,предотвратить наиболее грозные из нависших над человечеством опасностей:
всемирные войны и всемирную тиранию? — Предотвратить ближайшую мировуювойну она, вероятно, не в состоянии: если третья война вспыхнет, то произойдёт
это бедствие, вероятно, раньше, чем даже успеет возникнуть Лига. Но в
предотвращении всех войн, опасность которых будет возникать после того, как
сформируется ядро грядущей интеррелигии, так же как и в предотвращении
всемирной тирании, — её ближайшая цель. Может ли эта религия достичь наибольшей
гармонии между свободой личности и интересами человечества, какая только
мыслима на данном этапе истории? — Но это лишь другой аспект той же самой её
ближайшей цели. Будет ли она способствоватьвсестороннему развитию заложенных в человеке творческих способностей? — Да,кроме способностей демонических, то естьспособностей к тиранствованию, мучительству и к самоутверждению за счёт
остальных живых существ. Требует ли она для своего торжества кровавыхжертв, как другие движения всемирной направленности? — Нет, исключая те случаи,
когда её проповедникам придётся, может быть, собственной кровью
засвидетельствовать свою верность идее.
Противоречатли её тезисы — не философской доктрине материализма (ей-то они, конечно,
противоречат во всех пунктах от А до Я), а объективным и общеобязательным
тезисам современной науки? — Ни в одной букве или цифре. Можно ли предвидеть
установление в эпоху её гегемонии такого режима, когда инакомыслие будет
преследоваться, когда она будет навязывать свои догматы философии, науке,
искусству? — Как раз наоборот: от частичныхограничений свободы мысли — вначале, к неограниченной свободе мысли — потом:
таков предлагаемый ею путь. — Что же остаётся от аргумента, что религия неспособна ответить на насущные вопросы времени, а тем более — практическиразрешить их?
С полнымправом и основанием такой упрёк может быть брошен не религии, а, увы, науке.Как раз именно система взглядов, которая не выглядывает ни вправо, ни влево за
пределы того, что очерчивается современным научным знанием, не способна дать ответа на самые коренные, самыеэлементарные вопросы. — Существует ли Первопричина, Творец, Бог? Неизвестно. — Существует ли душа иличто-либо подобное ей, и бессмертна ли она? Этогонаука не знает. — Что такое время, пространство, материя, энергия? Об этом мнения резко расходятся. — Веченли и бесконечен мир или, напротив, ограничен во времени и в пространстве? Материала для твёрдого ответа на этивопросы у науки не имеется. — Ради чего я должен делать добро, а не зло,если зло мне нравится, а от наказания я могу уберечься? Ответы невразумительны совершенно. — Как воспользоваться наукой,чтобы предотвратить возможность войн и тираний? Молчание. — Как достичь, с наименьшим числом жертв, социальнойгармонии? Выдвигаются взаимоисключающие предложения, сходные только в одном: в
том, что все они в равной мере не имеют отношения к строгой науке. Естественно, что на таких шатких, субъективных,действительно псевдонаучных основаниях возникали лишь учения классового,
расового, национального и партийного эгоизма,то есть как раз те, чьё призвание заключается в оправдании диктатур и войн.Низкий уровень духовности — отличительная черта подобных учений. Следовательно, искомая этическая инстанция можетбыть построена на основе не так называемого научного мировоззрения — такого, в
сущности, и не существует, — а на приобщении к духовному миру, на восприятии лучей, льющихся оттуда в сердце, разум и совесть, и наосуществлении во всех сферах жизни завета деятельной и творческой любви. Нравственный уровень,вполне отвечающий перечисленным признакам, называется праведностью.
хххххххх
|
| |
| |
| kualspb_2013 | Дата: Пятница, 22.04.2022, 11:50 | Сообщение # 10 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2011
Статус: Offline
| _006 (продолжение 2)
Распространён ещё и другой предрассудок: взгляд нарелигию как на явление, реакционное по своему существу, а тем более в нашу
эпоху. Но говорить о реакционности или устарелости религии вообще, безотносительно
к её конкретным формам, так же бессмысленно, как доказывать реакционность
искусства вообще или философии вообще. Тот, кто мыслит динамически, кто видит
эволюционирующие ряды фактов и процессы, которыми формируются эти ряды, тот
сумеет и в искусстве, и в религии, и в любой области человеческой деятельности
разглядеть наличие реакционных и прогрессивных форм. Реакционных форм религии можно встретить сколько угодно и даже больше,чем нам хотелось бы, но это не имеет никакого касательства к той рождающейсярелигии итога, которой эта книга посвящена. Ибо в нашем столетии не было и нет
ни более прогрессивных целей, ни более прогрессивных методов, чем те, которые
слиты воедино с этой религией. Что же до претензий научного метода на некое
верховенство, то научный методстоль же бессилен вытеснить из жизни методы художественный и религиозный в
широком смысле слова, как и его самого не могла в своё время вытеснить
агрессивная религиозность. Потому что методы эти различествуют междусобой не только в том, как, но и в том, что ими познаётся.
Извсего вышесказанного вытекает, что религиозное движение, которое включит в своё
миросозерцание и практику положительный опыт человечества, а из отрицательного
сделает выводы, требующие слишком много мужества и прямоты, чтобы быть
сделанными на путях других течений общественной мысли; движение, которое ставит своими ближайшими целями преобразованиегосударства в братство, объединение земли и воспитание человека облагороженного
образа; движение, которое предохранит себя от искажения идеала иметодики нерушимой бронёй высокой нравственности, — такое движение неможет не быть признано прогрессивным, перспективным и творчески молодым.
Бронёй нравственности! Но на каких основахможет создаться такая нравственность? Я говорил о праведности. Но разве неутопия праведность целых общественных кругов, а не единиц?
Следует уточнить, что понимается здесь подправедностью. Праведность не есть непременно плод монашеской аскезы. Праведность есть высшая ступень нравственногоразвития человека; тот,кто её превысил, — уже не праведник, а святой. Формы же праведностиразнообразны; они зависят от времени, места и человеческого характера. Можно
сказать обобщённо: праведность — внегативном аспекте — есть такое состояниечеловека, устойчивое и оканчивающееся только с его смертью, при котором его воляосвобождена от импульсов себялюбия, разум — от захваченности материальными интересами, а сердце —от кипения случайных, мутных, принижающих душу эмоций. В позитивном же аспекте — праведность есть проницание деятельной любовью к Богу, людям и миру всей внешней и внутренней деятельностичеловека.
Врядли психологический климат для возникновения нравственной инстанции, основанной
именно на праведности, может быть где-либо подготовлен лучше, чем в обществе,
объединившемся в чаянии её возникновения и в этом видящем свой смысл и цель. Но
как раз таким обществом должна быть Лига. В числе её членов могут оказатьсядаже атеисты. Но основной тезис Лиги — необходимость превыше государств всемирной этической инстанции; именно онсплотит наиболее одушевлённых, творческих, деятельных и одарённых членов её в
ядро. Ядро, для которого характерна атмосфера неустанного духовного созидания,
деятельной любви и чистоты. Ядро, состоящее из людей, достаточно просвещённых,
чтобы понимать не только опасность, грозящую каждому из них вследствие
разнуздания импульсов самости, но и опасность того слишком внешнего понимания
религиозно-нравственных ценностей, которое приводит к этическому формализму,
лицемерию, душевной черствости и ханжеству.
Никто, кроме Господа Бога, не знает, где и когда затеплится первый огоньРозы Мира. Страна — Россия — толькопредуказана; ещё возможны трагические события, которые осложнятсовершение этого мистического акта и принудят перенести его в другую страну.
Эпоха — шестидесятые годы нашего века — только намечена; возможны гибельныекатаклизмы, которые отодвинут эту дату на длительный ряд лет. Возможно, чтосредой, где затеплится первый пламень, окажется не Лига преобразования сущности
государства, а иной, сейчас ещё не предугаданный круг людей. Но там ли, здесь ли, в этой стране или в другой,раньше на десятилетие или позже, интеррелигиозная,всечеловеческая церковь новых времён, Роза Мира, явится как итог духовнойдеятельности множества, как соборное творчество людей, ставших поднизливающийся поток откровения, — явится, возникнет, вступит на исторический
путь.
Религия,интеррелигия, церковь — нужной точности я не могу достигнуть при помощи ни
одного из этих слов. Ряд коренных её отличий от старых религий и церквей современем принудит выработать в применении к ней слова иные. Но и без тогопредстоит вводить в кругооборот этою книгой столь обширный запас новых слов,
что здесь, в самом начале, предпочтительнее прибегнуть не к этим словам, а к
описательному определению отличительных черт того, что должно именоваться Розою
Мира.
Это не есть замкнутая религиозная конфессия, истинная или ложная. Этоне есть и международное религиозное общество вроде теософического,
антропософского или масонского, составленного, наподобие букета, из отдельных
цветов религиозных истин, эклектически сорванных на всевозможных религиозных
лугах. Это есть интеррелигия или панрелигия в том смысле, что её следуетпонимать как универсальное учение, указующеетакой угол зрения на религии, возникшие ранее, при котором все они оказываются отражениями различныхпластов духовной реальности, различных рядов иноматериальных фактов,различных сегментов планетарного космоса*.
Второеотличие: универсальность устремлений Розы Мира и их историческая конкретность. Задачупреобразования социального тела человечества не ставила перед собой ни одна
религия, исключая средневековый католицизм. Но и папство, упорностаравшееся замкнуть феодальный хаос дамбами иерократии, не сумело ни ослабить эксплуатацию неимущих имущими,ни уменьшить широкими реформами социальное неравенство, ни повысить общее
благосостояние. Впрочем, обвинять в этом ведущую католическую иерархиюбыло бы несправедливостью: дляподобных преобразований ещё не было материальных средств, ни экономических, ни
технических. Не случайно зло мира ощущалось испокон веков и вплоть донового времени неустранимым и вечным, и католицизм, по существу, обращался, как
и остальные религии, лишь к "внутреннему человеку", учил личному
совершенствованию. Но временаизменились, материальные средства появились, и заслуга всегоисторического процесса, а не самой Розы Мира в том, что она сможет теперь
смотреть на социальные преобразованияне как на внешнее, обречённое на неудачу и не заслуживающее усилий, но ставить их в неразрывную связь ссовершенствованием внутреннего мира человека: теперь это двапараллельных процесса, которые должны друг друга восполнять. Нередко слышишь:
"Христианство не удалось". Да, если бы оно всё было в прошлом, можно
было бы говорить, что в социальном и всемирно-нравственном отношении оно не
удалось. "Религия не удалась". Да, если бы религиозное творчество
человечества исчерпалось тем, что уже создано, религия в только что упомянутом
смысле действительно не удалась бы. А пока справедливо говорить об этом только
так: добиться существенного уменьшениясоциального зла старые религии не могли, так как не располагали необходимыми
для этого материальными средствами, и отсутствие этих средств вызвало ихотрицательное отношение ко всем подобным попыткам. Этим был подготовлен безрелигиозный этап цивилизации. В XVIII веке пробудилась социальная совесть. Социальная дисгармониябыла наконец почувствована и осознана как нечто недопустимое, оскорбляющее,
требующее преодоления. Конечно, это находилось в связи с тем, что начали появляться недостававшие дляэтого материальные средства. Но старые религии не сумели этого понять,не захотели этими средствами воспользоваться, не пожелали возглавить процесс
социального преобразования, и именно в этой косности, в этой умственной лени, в
этой идейной неподвижности и узости — их тягчайшая вина. Религия
дискредитировала себя своей вековойбеспомощностью в этом отношении, и неприходится удивляться противоположной крайности, в которую впала Европа, а
затем и другие континенты: преобразованию общества чисто механическими средствами при полном отказе от духовнойстороны того же процесса. Нечего,конечно, удивляться и итогу: потрясениям,каких не видал мир, масштабам жертв,какие никогда не рисовались даже в бреду, и такому снижению этического уровня, самая возможность которого в XX векепредставляется до сих пор многим мрачной и трагической загадкой. На старыерелигии падает в значительной степени ответственность за глубину и упорствопоследующего безрелигиозного этапа,за духовную судьбу миллионов душ, которые, ради борьбы за справедливое мироустройство, противопоставилисебя религии вообще и этим вырвали корни своего бытия из лона мировойдуховности. Но истинная религиозная деятельность есть своего родаобщественное служение, а истинное общественное служение есть в то же время
религиозная деятельность. Никакое религиозное делание, даже подвиг инока, не
может быть изолировано от общего, от труда на пользу всемирного просветления; и
никакая общественная деятельность, кроме демонической, не может не влиять на
увеличение суммы мирового добра, то есть не иметь религиозного смысла. Биение социальной совести, действенное социальноесострадание и сорадование, неустанные практические усилия ради преобразования
общественного тела человечества — вот второе отличие Розы Мира от старинных
религий.
Третьеотличие: динамичность её воззрений. Религии, не чуждые представлениям ометаистории, уже были: иудаизм, раннее христианство — но лишь в далёкие от нас
и притом короткие периоды своего становления они пытались духовно осмыслить
текущий исторический процесс. В те короткие, полузабытые эпохи поразительные
прозрения Апокалипсиса оставались прикрытыми от глаз людей покровоминосказаний и недомолвок; шифр образов допускал всевозможные толкования.Подлинного осмысления исторического процесса так и не состоялось. Исторический опыт был ещё мал и узок, географическийкругозор ничтожен, мистический разум не был подготовлен к постижению внутренних
закономерностей метаистории и неимоверной сложности Шаданакара. Но явлению Розы Мира предшествовалаэра гегемонии науки, в самых корняхпотрясшая представление о вселенной, о народах, культурах и их судьбе. Предшествовало ей и другое: эпохакоренных сдвигов и сбросов социальных, эпоха революций и планетарных войн.Оба ряда явлений взрыхлили психологические пласты, столько веков пребывавшие в
неподвижности. В почву, взрытую железными зубьями исторических катастроф,падают семена метаисторического откровения. И приоткрывается духовному взору весь планетарный космоскак непрерывно меняющаяся система разнозначных миров, бурно несущаяся к
ослепительной цели, одухотворяющаяся и преображающаяся от века к веку, ото дня ко
дню. Начинают сквозить ряды предстоящих эпох, каждая — во всём своёмнеповторимом своеобразии, в переплетении борющихся в ней метаисторических
начал. Стремление Розы Мира — в том, чтобы стать восприемницей, умножательницей
и толковательницей этого познания. Соборный мистический разум живущего
человечества, она будет осмыслять исторический процесс в его прошлом, настоящем
и будущем, чтобы вступить в творческое руководство им. Если и можно будет говорить о каких-либо догматах в её учении, то этодогматика глубоко динамичная,многоаспектная, способная к дальнейшему обогащению и развитию, кдлительному совершенствованию.
Отсюда вытекает и ещё одно, четвёртое,отличие Розы Мира: перспективапоследовательных, стоящих перед нею духовно-историческихзадач, вполне конкретных и принципиально осуществимых. Перечислю ещёраз ближайшие из них: объединениеземного шара в Федерацию государств с этической контролирующей инстанцией над
нею, распространение материального достатка и высокого культурного уровня на
население всех стран, воспитание поколений облагороженного образа,воссоединение христианских церквей и свободная уния со всеми религиями светлой направленности, превращениепланеты — в сад, а государств — в братство. Но это — задачи лишьпервой очереди. Их осуществление откроет путь к разрешению задач ещёболее высоких: кодухотворению природы.
ххххххххххх
|
| |
| |
